И перед этим матросом неудобно, ухаживает, словно за тяжелобольным. Надо что-то сказать.
Простите за вопрос. Вы накрываете стол в моей каюте для всей команды? или только для меня?
Нет, почему для всей для вас. Только для вас.
Куда ж мне столько? Этого же добра на целый месяц хватит!
Что вы, товарищ помполит на месяц Это только так кажется. Здесь всего понемногу и в самый раз. Прошу, матрос сделал великолепный пригласительный жест к столу и вышел. Через секунду он просунул голову в каюту и очень серьезно сказал: Если не хватит, товарищ помполит, я еще принесу, позвоните буфетчице.
Николай Степанович нахмурился, и голова исчезла.
Знаменский слез с высокой, словно катафалк, койки. Отыскал туфли, нехотя налил стакан чаю и нехотя принялся жевать. Остановив взгляд на колпаке настольной лампы, он возобновил свои беспокойные размышления.
Совсем не так представлял он свое появление на судне. План его знакомства с экипажем и делового, органического врастания в коллектив был разработан им до деталей
Собственно, назначение на судно первым помощником капитана не вносило в его жизнь существенных изменений. С комсомольских лет занимался он деятельностью политической и воспитательной. Накопил в этой области достаточный опыт. К тому же он прошел исчерпывающий инструктаж в парткоме пароходства.
Перспективы его работы имели ясные, четкие границы, особенно в начальной, вступительной фазе. Первые два дня он решил целиком посвятить знакомству с личным составом корабля. В дальнейшем, углубляя это поверхностное знакомство, ему следовало изучить деловые качества тех членов экипажа, которые несли наиболее ответственные общественные нагрузки. Вероятно, в распределении этих нагрузок были допущены серьезные ошибки. В парткоме пароходства сложилось твердое мнение, что комсомол и профсоюз на «Оке» слишком инертны. Следовало немедленно вскрыть причины
этой инертности, наладить работу общественных организаций.
В качестве дополнительной личной нагрузки Николай Степанович решил в самые сжатые сроки вникнуть в суть профессиональных особенностей труда и жизни кочегара, механика, матроса; изучить судно, на котором он собирался плавать, и хотя бы поверхностно морское дело. Он надеялся, что прошлый опыт офицера береговой обороны сможет до некоторой степени облегчить эти задачи.
Знаменский привык по-военному не считаться со временем, не признавал усталости и был абсолютно уверен в успехе своего плана. И, без сомнения, так бы оно и было, если, бы не эта дикая история с укачиванием.
И вот теперь два дня оказались безнадежно потерянными.
Славное, должно быть, впечатление сложилось у команды от появления на судне такого оригинального и деятельного помполита!
А ведь старпом обещает, что это не последний шторм
Николай Степанович почувствовал острое раздражение, оттолкнул в сторону поднос, стакан, тарелки. Он даже не заметил, как начисто умял всю еду. Организм, так сказать, брал свое.
«Ну что ж, будем бороться, уже уверенней думалось Николаю Степановичу. Не может быть, чтобы из пятидесяти моряков экипажа я оказался самым слабым и неприспособленным. Надо взять себя в руки. В конце концов я должен остаться в строю. Должен!» несколько успокаиваясь, рассуждал он.
Вестибулярный аппарат помполита «Оки» постепенно приходил в норму. Но утром «Ока» вышла из Каттегата, обогнула узорчатый от многочисленных башен горизонт над мысом Скаген и вошла в Скагеррак, наполненный западным штормом. Крупная волна разбегалась от самых берегов Англии, судно тяжело боролось с ней. Ритм килевой качки был ровный, как качание маятника.
Николай Степанович поднялся и сел перед столом, сжав руками подлокотники кресла. Он твердо решил не ложиться и мучился сидя, загипнотизированный однообразием качки. Перед его лицом иллюминатор полз вниз, словно судно получило пробоину в носу и готовилось нырнуть под воду, потом начиналось нарастающее по скорости движение вверх иллюминатор устремлялся в тусклое зимнее небо, чтобы остановиться и вновь начать тошнотворное падение.
В голове Знаменского накапливалась дурманящая пустота, сердце, казалось, останавливалось. Несколько минут упрямого сопротивления добавили к физическим мукам зрительную галлюцинацию: иллюминатор из круглого стал эллипсовидным, затем неуверенно разделился на два одинаковых иллюминатора, чуть меньше размером.
Николай Степанович все же перелез из кресла в койку. Лежа на спине, он чувствовал облегчение, но стоило оторвать голову от подушки, как снова начиналось Подавленный и злой, он провалялся в койке еще двое суток, отказываясь от пищи и закрывая глаза, если к нему входили. Спать ему не хотелось, есть ему не хотелось, ничего ему не хотелось. Он даже не был уверен, хочется ли ему жить в штормовую погоду.
Физически он окончательно пришел в себя только на подходе к устью Темзы, но душевное его состояние оставалось крайне мрачным.
Когда Николай Степанович с остервенением скреб бритвой колючую щетину, стараясь не смотреть себе в глаза, за его спиной послышался шум, в зеркале появилось отражение старпома. Игорь Петрович еле сдерживал улыбку, а в его глазах угадывалось добродушное понимание ситуации. Он молча стал за спиной помполита.