Чего Шогун вас дери надо?! проревел он, зыркая из-под кустистых бровищ, и хотел добавить что-то ещё, но я его опередил:
Инквизиция, открывай.
Эффект оказался настолько мощным, что я сам несколько растерялся, но быстро взял себя в руки и по-хозяйски вошёл вслед за пятящимся и отбивающим поклоны трактирщиком. Внутри было темно, свет шёл только от лампы в руках радушного хозяина, а моё лицо наполовину скрывал капюшон.
Догадываешься из-за чего я здесь?
Трактирщик пузатый лысеющий мужичок вытаращил глаза и задохнулся от распирающих его оправданий:
Я... Пресвятая Амиранта... Клянусь, я не прикоснулся к его душам. Ну, разве что к одной. Только для вида! Исключительно! Мне пришлось подыграть, чтобы спровадить его в комнату, а самому тут же побежать за стражей. Я сделал всё, как велит мой долг законопослушного гражданина. Я чист... Чист перед церковью и законом.
Это мне решать. Где
как будут развиваться события. И когда мы оказываемся правы, хочется кричать на весь мир: «Я же говорил!!! Я говорил, мать вашу ети, сосите хуй, ахахахаха, ну и кто теперь уебан, кто уебан!!!». Нда... Собственная правота она, как чёрная икра на крестьянской свадьбе, как спор об экзистенциальности русской культуры посреди кабацкого разгула, как жемчуг в свином говне. Собственная правота, пусть даже единовременная, наделяет нас некой первородной силой. Мы ощущаем свою сопричастность к... Божественному? Да, пожалуй. Есть только одна загвоздка наша собственная правота должна быть хоть кем-то признана.
Ничего не хочешь сказать мне? попытался я завязать разговор с молчащим всю дорогу Волдо.
Тот тяжело вздохнул и после долгих колебаний, наконец, утвердительно тряхнул башкой:
Да. То есть... Ну, не то, чтобы прям хочу. Мне нужно подобрать слова.
Подобрать слова? Эти стражники тебе яйца оторвали? Просто признай, что был неправ. У мужиков так принято. Косячишь признаёшь за собой косяк, угу. Раскаяние первый шаг к искуплению.
Пацан довольно-таки дерзко усмехнулся и помотал головой.
Что? Я тебя рассмешил?
Вы же не признание моих косяков хотите услышать. Вы хотите от меня признания, что вы были правы, во всём.
Не вижу разницы.
Но она есть. И да, вы были правы, я не выживу без вас. Сколько я протянул, полночи? Утром меня отправили бы в Шафбург, а там бы вздёрнули. Ну или сожгли бы. Я же подмастерье колдуна. Это чудо, что вы пришли за мной. Сидя там в клетке, я молился всем богам, которых знаю. Молился именно об этом. Наверное, потому, что больше молиться было не о чем. Никто, кроме вас, не помог бы. И вы пришли. Знаете, когда дверь распахнулась, и вы переступили порог с мечом в руке, я едва удержался чтобы не упасть на колени. И вы даже не представляете, насколько безразличны мне были судьбы всех детей вместе взятых. Да, я не герой. Собственная шкура мне дороже чего угодно. Так было всегда, но я это отрицал. Я врал себе. Есть ли что-то более позорное? Сейчас мне стыдно за это. И на счёт матери вы тоже не ошиблись. Она была мне в тягость, и я был зол на неё за отчима. Я прервал её никчёмную жизнь из жалости, но из жалости к себе. И даже с Люси вы попали в точку. Грязные домогательства, да. Мы с Грегом донимали её как только могли, буквально проходу не давали. Однажды мы встретили её по дороге к пруду, начали, как всегда, издеваться, дразнить, задирать подол прутьями. Довели до слёз. Она побежала, мы следом. Возле пруда было мокро, Люси поскользнулась и, падая, ударилась головой о камень. Увидев кровь, мы испугались и удрали. Мы думали, что она погибла. Но нет. Люси была ещё жива и сумела проползти почти до дома. Она истекла кровью на самой околице. Помоги мы ей и, возможно, Люси осталась бы жива. Но мы не помогли, и никому ничего не рассказали. Это стало нашим грязным секретом. Ну что, довольны? Я мразь, пожал Волдо плечами, будто признал, что не помыл за собой посуду. Так ведь?
Ну... Тут многое зависит от того, с какой стороны посмотреть. С одной да, конечно, такие поступки тебя, мягко говоря, не красят. Но с другой... Если взглянуть на ситуацию под иным углом... Хотя, знаешь, отсюда тоже выходит, что мразь. Да, как ни крути мразота конченая.
Благодарю за откровенность.
Я в шоке, честно. Сейчас вот говорю с тобой, и дурнота накатывает. Это же просто лютый пиздец. Не ожидал, никак не ожидал.
Да, понятно. Я мразь, подонок и моральный урод.
Не то слово. Уж на что мне довелось гниль человеческую повидать в промышленных масштабах, так ты им всем фору дашь. Родную мать! Серьёзно?! А как свистел-то, как соловьём заливался про высокую мораль. Ну и гнида. В голове не укладывается.
Я уже понял, достаточно.
Ты об этом никому больше не рассказывай, вообще. Ни попам, ни шлюхам. Тебя просто камнями забьют на месте. Господи... Как бы не блевануть. У-у-у-х, выдохнул я, ошалело тараща глаза, и постарался взять себя в руки после пережитого шока. Ладно, сделанного не воротишь. Это я о твоём ебаном рассказе, если что. Хочу забыть о нём, как о страшном сне. Но не выйдет, теперь мне с этим жить. Тяжело, но надо. А с тобой... Не знаю, честно говоря, что с тобой делать после такого. По-хорошему, конечно, в монастырь бы какой свезти, грехи там замаливать. Так ведь всех монахов своим дурным влиянием попортишь. Не знаю, не знаю... Ладно уж, оставайся при мне. Взвалю на себя этот крест. Авось и выйдет из тебя что-то путное при должном усердии.