чему подвергнется в «логике» текущего наблюдения в той точной мере, в какой эти попущения обеспечат необходимыми предлогами страсть, которую ему хочется испытать. Таким образом, подлинная тема сочинения разоблачается по характеру «трюков», которые автор вводит в действие и которые извиняются в той мере, в какой разделяются его намерения.
Мы видели, что внешние преграды, противостоящие любви Тристана, в определенном смысле беспричинны, то есть они, во что бы то ни стало, являются романическими уловками. Однако из наших замечаний по поводу правдоподобия следует, что сама беспричинность вызываемых препятствий способна раскрыть истинную тему произведения, подлинное естество страсти, поставленной на карту.
Необходимо почувствовать, что здесь все является символом, все поддерживается, все составляется наподобие сновидения, а отнюдь не по образу нашей жизни: и предлоги романиста, и поступки двух его героев, и тайные предпочтения, подразумеваемые у его читателя. «События» суть лишь образы или проекции желания того, что ему противостоит, того, что его может возвысить или попросту заставить его продолжаться. Во всем проявляется, как и в поведении рыцаря и принцессы, требование, отрицаемое ими, и, возможно, романистом, но более глубокое, нежели обусловленность их счастья. Ни одно из препятствий, с которыми они сталкиваются, не оказывается объективно непреодолимым, и все же они всякий раз отказываются друг от друга! Можно сказать, что они не упускают случая расстаться. Когда нет преграды, то они ее изобретают: обнаженный меч, женитьба Тристана. Они сочиняют препятствия как бы для удовольствия, хотя они от них и страдают. Но послужит ли это для удовольствия романиста и читателя? Не все ли равно, ведь демон куртуазной любви, внушающий сердцам влюбленных козни, откуда рождается их страдание, это тот же самый демон романа, такого, как его любят Западные люди.
Какова же истинная тема легенды? Расставание влюбленных? Да, но во имя страсти и ради той самой любви, которая их терзает, дабы себя превознести, себя преобразить за счет их счастья и даже их жизни
8. Любовь к любви
Кажется, ничто человеческое не сближает наших возлюбленных, скорее наоборот. В свою первую встречу они общались только из нарочитой вежливости. И когда Тристан возвращается к поискам Изольды, то вспоминает, что эта вежливость уступает место самой неприкрытой враждебности. Все заставляет думать, что свободно они никогда не выбирали себя. Но они испили приворотного зелья и вот страсть. Родится ли нежность, соединив их благодаря подобной магической судьбе? Во всем романе, в его тысячах стихов, я нашел лишь один след. Это когда они живут в лесу Морруа, скрываясь после побега Тристана.
таковыми стали, и не испытывали нужды настаивать на том, что само собой разумеется? Тогда необходимо внимательно прочесть повествование о трех годах, проведенных в лесу. Две его самые красивые сцены, которые, возможно, являются и наиболее глубокими в легенде: два посещения возлюбленными отшельника Огрена. Первый раз для исповеди. Но вместо того, чтобы сознаться в грехе и попросить отпущение, они стараются доказать, что не несут никакой ответственности за приключение, поскольку в итоге не любят друг друга!
Чему не менее формальное признание: «Он меня не любит, и я его не люблю». Все происходит так, как будто они не видят друг друга, как будто они не узнают один одного. Именно это и приводит их к «восхитительному терзанию», не принадлежащему ни одному, ни другому, но относящемуся к чуждой силе, независящей от их качеств, их желаний, по крайней мере, осознанных, и от их существа такого, каким они его знают. Физические и психологические черты данных мужчины и женщины совершенно условны и риторичны. Именно он «самый сильный»; она же «самая красивая». Он рыцарь; она принцесса, и пр. Как создать человеческую привязанность между двумя до такой степени упрощенными типами? «Amistié», о чем идет речь в отношении срока действия приворотного зелья, является противоположностью настоящей дружбы. Больше того, если нравственная дружба возникает днем, то лишь в момент, когда ослабевает страсть. И первое последствие этой нарождающейся дружбы заключается вовсе не в том, чтобы больше соединить влюбленных, но, наоборот, показать им, что они заинтересованы в расставании. Посмотрим на это положение поближе.