Зато наверняка не любили Стругацких некоторые чиновники. Доказательством этого могло служить хотя бы традиционное отсутствие авторов на международных конвентах создателей и любителей НФ. Не занимали они также ответственных постов ни в аппарате Союза писателей СССР, ни даже в органах, имеющих непосредственное отношение к советской НФ, а именно: в Совете по приключенческой и фантастической литературе при СП СССР или в аналогичном органе при СП РСФСР.
Популярность и значение творчества братьев в их стране имели, однако, минимальное влияние на количество публиковавшихся
общедоступных серьезных научных или литературно-критических работ по исследованию написанного ими.
Три из таких работ, опубликованные в 197072 гг., сейчас весьма устарели. Однако они свидетельствуют, что если бы книги Стругацких не издали в конце 1972 года на Западе, монографических очерков, посвященных им, было бы значительно больше. За последующие 15 лет не вышло ни одного. Очередная попытка цельного взгляда на творчество братьев появилось в ленинградской «Неве» лишь в 1988 году литературно-критическая статья среднего размера.
Наименьшую ценность представляет работа А. Шека «О своеобразии научной фантастики А. и Б. Стругацких», опубликованная в «Трудах Самаркандского Государственного Университета им. Навои» в 1972 г. Это работа чисто нормативного характера. Автор, оперируя узким определением НФ как «литературы, показывающей коммунистическое будущее», явно переиначивая и обедняя, рассматривал лишь те произведения братьев, которые удавалось притянуть под это определение. Располагая материалами до 1968 года, он ограничился лишь частью произведений, изданных до 1964 года. Позднейшие позиции, как идейно ошибочные, он лишь осудил. Развитие творчества Стругацких он видел так: в первых книгах их интересовали героические деяния людей коммунизма, в последующих философские и общественные проблемы, связанные с построением коммунизма и развитием этой формации, а в «Далекой Радуге» они достигли высоко оцененного синтеза изобразили наиболее полный образ общества новой эры. Рассуждения А. Шека характеризовались совершеннейшим антиисторизмом, игнорированием формальных проблем, примитивным взглядом на вопросы идеологического содержания литературных произведений. Это содержание рассматривалось им всегда однозначно, в соответствии со смыслом произвольно выбранных, понимаемых дословно и безотносительно к контексту, рассуждений персонажей и рассказчика.
Другая работа, двадцатистраничный обзор творчества Стругацких, вошедший в состав VII главы монографии А. Ф. Бритикова «Русский советский научно-фантастический роман», вышедшей в 1970 году, хотя также была нормативно-ценностной, написана несравнимо более серьезно. В обзоре было рассмотрено то, что издали авторы до 1967 года включительно, а кроме того, Бритиков использовал критерий «создания правдивого образа коммунистического будущего и его людей» лишь для оценки ранних, утопических книг братьев, что и имело под собой основание. Рассматривая же более поздние вещи, которые он классифицировал как пародийный памфлет, «повесть-предупреждение» (то есть антиутопия) или вообще «фантастика как прием» (то есть фантастика, использующая символико-аллегорические образы или же попросту отдельные фантастические мотивы для рассмотрения серьезных современных проблем), критик использовал общий критерий «научности». Под этим критерием понималось соответствие идейных установок произведения принципам научного коммунизма. Обращаю внимание на слова «идейные установки произведения»: Бритиков консервативный соцреалист, но уже шестидесятых годов допускал мысль, что представленный мир литературного произведения можно понимать не только дословно, и считал (по тем временам в Советском Союзе это было не столь очевидно), что миры НФ не обязаны конструироваться с учебником марксизма на коленях.