производственно-фантастических. Здесь стоит еще обратить внимание на боевой дух, свойственный участникам событий, как в зеркале отражающий отношение советских марксистов тех времен к природе. Исповедовали тогда тезис, что человек с природой сражается, и не волновались по поводу как сказали бы мы сейчас охраны окружающей среды.
Тогда появились еще редкие голоса, призывавшие сделать научную фантастику литературой «великой мечты», которая должна заниматься не пропагандой новейших изобретений, а описанием будущего. Родился проект поручить этому второстепенному и «подозрительному» виду литературы чуть ли не ключевые задания.
Но было ясно, что с литературной точки зрения фантастика до этого не доросла. Предлагалось ослабить ограничения в футурологическом направлении. Фантаст уже не был бы обязан давать безошибочные подробности, достаточно было точно определять тенденции развития. Не обязательно руководствоваться исключительно признанными, внедренными в практику знаниями о технике, наоборот! Он по возможности должен использовать самые современные научные достижения и гипотезы. (Принцип «научности» еще надолго останется в силе, для некоторых остается в силе и сегодня.) Высказывают пожелания распространить на НФ все права и обязанности «большой литературы», то есть социалистического реализма, одновременно напоминают о его обращенности в «будущее». Добавлю, что в те годы начинают отходить от буквального и упрощенного понимания теории.
Начинают писать, что научно-фантастическая литература должна наконец создать достойную этого имени коммунистическую утопию, а в книгах технологического направления надлежащее место должен получить показ социальных последствий данного достижения. Предложено как бы проведение повторного синтеза технологического, утопического и приключенческого элемента. Так могли бы возникнуть книги и интересные для читателя, и пропагандирующие науку, и высокохудожественные. Художественная ценность произведений в соцреализме должна достигаться правильным сочетанием времени действия и характеров, а полнокровных (то есть типичных) описаний людей нельзя добиться, если не создать соответствующий образ жизни вместе с его конфликтами, ибо это две стороны одной медали. Убедительная фигура героя была условием распространения на фантастику категории пафоса, тем самым этот вид литературы становился достойным той высокой миссии, которая ему предназначалась. Вызвать энтузиазм в строительстве коммунизма у читателя может героический и романтический образ персонажей, героев, которых хотелось бы представлять себе как далеких потомков.
В 1955 году пожелания, представленные мной здесь в несколько развернутом виде, высказывались еще очень тихо. Наверняка многие творцы и деятели думали по-старому, если НФ определяли как «литературу, которую интересуют пути технических решений любых проблем, научные гипотезы, открытия, изобретения сами по себе»{{}}, еще в 1968 году . И даже автор большой статьи «Пути и проблемы советской научной фантастики» (в сб. «Вопросы детской литературы». М.Л.: Детгиз, 1955. С. 106162) моего основного источника изучения корней перелома, который произойдет несколькими годами позже, С. Полтавский, не был в состоянии вообразить несхематичное исполнение собственных пожеланий: напр., образцом героев для него были персонажи романа «Далеко от Москвы» Василия Ажаева.
Таким образом, ищущие как любой, кто начинает, какой-нибудь поддержки, Стругацкие располагали не бог весть каким конгломератом новых проектов в зачаточном состоянии и устаревших образцов. Посмотрим, что у них получилось.
Тема «Страны багровых туч» однозначно выходила за границы фантастики «на грани возможного» или «ближнего прицела»: экспедиция на Венеру девяностые годы Отсутствие героя юношеского возраста и сердечных осложнений персонажей позволяло классифицировать ее по крайней мере в те времена как книгу для «старшей молодежи». В частности, неясное упоминание о каком-то скандале на далекой космической станции, закончившемся смертью жены будущего руководителя экспедиции, Анатолия Ермакова, и запретом на участие женщин в далеких путешествиях, не вмещается в поэтику прозы для молодого читателя. Кроме того, ясно видно, что Стругацкие следовали новым предложениям. Повесть должна была быть и высокохудожественной (то есть иметь «несхематичных» героев), и «научной», то есть популяризирующей наисовременнейшие знания, и развлекательной, держащей читателей в напряжении. Она должна была также исполнить социалистическую мечту о наиболее полном видении будущего общества, полемизировать со схемами, характерными как для прозы недавнего прошлого вообще, так и фантастики в особенности. Впутались авторы также и в несмелую критику современности, чем дали только свидетельство полного ее непонимания, но об этом позже.