Валерий Тарасов - «Абвер» ищет связь стр 7.

Шрифт
Фон

А вам Паршин сколько обещал?

Долг простить...

И десять тысяч сверх того вручить... Что ж вы, бескорыстный человек, так не по-братски с соучастниками поделились? Вам на одного десять тысяч, а им три на двоих?

Этой шпане и столько хватило. Черемин-то и за выпивку согласился, а Морковин жадный оказался. После пожара еще требовал...

Следствие подходило к концу. Нет, никто из них не раскаивался, что загубил труд инженеров, рабочих. Что город, вся страна не скоро теперь получит миллионы метров ткани, которая так нужна людям, пообносившимся, терпящим нужду и лишения. Тяжело и голодно жилось в тот неурожайный 1940-й... Но люди сутками не уходили с работы, чтобы хоть немного, хоть на один маленький шажок быть поближе к тому светлому дню, когда страна сумеет накормить и одеть всех, когда обычный хлеб будет свободно лежать в магазинах, а на полках столько, пусть самой дешевой, материи, что ее хватит всем... Тогда, в 1940-м, это была только мечта. И надо ли удивляться той священной ненависти людской к тем, кто мешал им жить.

Встать. Суд идет.

Слушается дело по обвинению Паршина, Шахматова, Черемина и Морковина в организации поджога новосибирской трикотажной фабрики... Обвиняемые, вы признаете себя виновными?

Да, отвечает на прямой вопрос каждый из четверых. Но на протяжении нескольких дней, пока идет судебное заседание, каждый пытается свалить главную вину на другого.

Только в последнем слове Шахматов сам подвел черту:

Я понимаю, какое тяжкое преступление совершили мы перед народом. Если бы сейчас здесь, на месте суда, сидели мои племянники, люди уважаемые, занимающие высокие посты, они бы не стали столько дней разбираться своими руками расстреляли бы меня. И я не прошу снисхождения, и все

остальные тоже не имеют права на него.

Суд удаляется на совещание...

Агент компании «Зингер»

Профессия у него была скромная мастер по ремонту швейных машинок: имелся соответствующий патент кустаря-одиночки на имя Трунченкова Степана Ивановича. Клиентуре он пришелся по душе точностью и добросовестным исполнением заказов, а главное, набором запасных частей к популярным в то время швейным машинкам немецкой фирмы «Зингер». Ничего предосудительного в поведении Трунченкова не замечалось, если не считать его трехчасовой беседы в германском консульстве. Но скоро все прояснилось у Степана Ивановича в Германии проживала родная дочь Мария Степановна Строганова, бежавшая за границу с мужем после разгрома армии Колчака. К ней, на старости лет, и решил поехать Трунченков пожить в семейном кругу, понянчить внуков.

В консульстве он выяснил получить разрешение на постоянное жительство в Германии весьма хлопотно, к тому же и дорого. «Откуда у старика такие деньги, сокрушенно вздыхал Трунченков. Ремонтом швейных машинок много не заработаешь. Едва-едва хватает на уплату налога кустаря-одиночки, на жизнь, и на старость отложить».

От второго брака были у Трунченкова еще двое детей, но как-то не заладились у них отношения с отцом. Дочь Евгения далеко, в Красноярском крае, сын, Николай, хоть и в Новосибирске, но старается держать родителя на некотором от себя расстоянии. «Ну и бог с ним, говаривал Степан Иванович, навязываться не стану. Может, когда и переберусь к Машеньке в Германию, она не выгонит. В консульстве обещали похлопотать».

Так и жил тихонько скромный старичок приветливый, обходительный и незаметный.

Правда, милиция возбудила против него уголовное дело по обвинению в ростовщичестве, но соседи и клиенты в один голос заявили о его тихой безгрешной жизни, а главный свидетель неожиданно покаялся в ошибке и с извинениями забрал свое заявление. Старичка отпустили с миром, тучка рассеялась, и вскоре все о ней забыли.

Минуло еще три года, и снова над кустарем-одиночкой грянул гром. Ему предъявили обвинение в валютных операциях. На сей раз милиция провела тщательное расследование и выяснила, что скромный мастер по ремонту швейных машинок в больших размерах скупал золотые и серебряные рубли. Трунченкова попросили объяснить откуда у него берутся средства на дорогостоящие валютные операции.

От продажи швейных машинок, вздохнул Трунченков. Скупаю у людей ненужный заржавелый хлам, ночи напролет тружусь, и получается как новая. Продаю с гарантией, на случай поломки бесплатный ремонт. На таких условиях покупатели денег не жалеют. Человек я старорежимный, привык верить только драгоценному металлу, потому и скупал его, где придется.

Обороты-то у вас, Трунченков, на десятки тысяч...

Помилуйте, гражданин следователь, какие тысячи! Просили люди, я не отказывал, а они мне кое-что платили за посредничество всё старику доход.

За незаконные валютные операции Трунченкова осудили на пять лет, но, учитывая преклонный возраст, освободили из мест заключения досрочно.

Вернулся кустарь-одиночка к разоренной мастерской. Но скоро выяснилось «дружки» надежно спрятали и инструмент и запасные части, и обернутая в промасленную тряпку дожидалась в тайнике объемная банка, до верху набитая золотыми и серебряными рублями царской чеканки. И зажил наш мастер в тепле и достатке, сняв сразу несколько квартир.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке