Глава 12. Бедный старый Жорж
Флоранс Бонне села на предложенный стул, поправила очки, глянув на Полика, будто чтобы лучше его видеть. Улыбнулась.
Мы, факультет теологии, команда пестрая, не правда ли?
Верлак скрыл улыбку, но мадам Бонне стала ему нравиться чуть больше.
У нас действительно сложилось впечатление, что многие теологи не очень друг с другом ладят, ответил он. По крайней мере, из тех, что сейчас высказывались.
Мадам Бонне, не подтверждая намека судьи, продолжила свою речь:
Это вина Жоржа Мута. Судья и комиссар заинтересованно подались вперед. Со своими преподавателями
он играл как кошка с мышью. Меня он не трогал думаю, слегка побаивался. На этой фразе она широко улыбнулась. И Леонетти, и Родье испытали сильный стресс, добавила она. Жорж собирался уйти в отставку в конце учебного года, и Анни с Бернаром были готовы занять его пост. Но Жорж постоянно стравливал между собой преподавателей например, пообещает профессорскую должность одному, а потом отдаст другому. Он даже с аспирантами так поступал, тряся у них перед носом стипендией Дюма, давая смутные намеки насчет того, кому она достанется.
Стипендия Дюма настолько престижна? спросил Полик.
Он не добавил вслух: «Настолько престижна, что ради нее стоит убить?»
Мадам Бонне приподняла брови, посмотрела сперва на Полика, потом на Верлака.
Вы слышали о Большой римской премии?
Верлак кивнул, но ответил Полик:
Та, которую дают художникам и архитекторам на обучение в Риме?
Да. Стипендия Дюма почти столь же престижна. Денежная премия в пятьдесят тысяч евро, дающая возможность учиться, квартира в Эксе прямо под апартаментами дуайена, оплата дорожных расходов, если тема исследования уводит в Иерусалим или в Дублин, и пункт в резюме, неоценимый никакими деньгами.
Почти наверняка обеспечивающий хорошую работу в будущем, добавил Верлак.
Почти наверняка.
И с каких пор существует эта стипендия? поинтересовался Верлак.
С тысяча девятьсот двадцать восьмого года, когда отец Жюль Дюма оставил нам все свое состояние.
Объясните, как французский университет смог сохранить работающий факультет теологии после тысяча девятьсот пятого года?
Мадам Бонне пристально посмотрела на судью и дважды подумала перед ответом. Не потому, что она его не знала, а потому, что не услышала слова «пожалуйста».
В тысяча девятьсот пятом году, как вам известно, было провозглашено отделение церкви от государства. По всей Франции закрывались теологические факультеты кроме Эльзаса, потому что тогда это была Германия, и вот этого маленького факультета в Эксе благодаря действиям умелого доктора Ролана Дюма, дяди Жюля. Желающие изучать теологию должны были это делать на историческом, а то и на юридическом факультете. К счастью, семья Дюма была неимоверно богата, а деньги и в тысяча девятьсот пятом году имели вес. Не помешало и то, что один дядя являлся кардиналом, а другой политиком. Факультету предоставили автономию при условии, что он докажет государству свою полную самофинансируемость. У семьи было достаточно денег и удачных инвестиций, чтобы это оказалось возможным. Факультет предоставлял стипендию с двадцать восьмого года с перерывом на оккупацию юга Франции с сорок второго по сорок пятый.
И сколько это еще будет продолжаться? спросил Верлак.
Флоранс Бонне пожала плечами.
На все Божья воля еще много лет, наверное
Верлак перебил:
То есть денег остается еще прилично?
Достаточно, ответила мадам Бонне и прокашлялась.
Вы казначей комиссии Дюма, поднажал Полик, глядя в свои заметки.
Да. У нас в конце недели будет совещание.
Верлак понимал, что Флоранс Бонне что-то скрывает, но хотел вернуть разговор к убитому Жоржу Муту.
Вы сказали, что ненавидели дуайена, напомнил он.
Ну «ненавидела» пожалуй, слишком сильное слово. Он не справлялся со своей работой и, мне кажется, знал это. Поэтому не гнушался манипуляциями и лживыми обещаниями, и вот это я в нем не любила. Как ученого я его тоже высоко не ставила он публиковался редко, был специалистом по Клюни, но когда туда ездил, мне кажется, его больше интересовала не работа, а бургундское вино. Но ненавидеть нет, пожалуй, не ненавидела.
У него должно быть много врагов, раз он так обращался с людьми, заметил Верлак. Но настолько ли он был невыносим, чтобы его за это убили?
При слове «убили» мадам Бонне напряглась. Разгладились морщины на идеально загорелом лице: родители Марин любили ходьбу и обожали солнце в отличие от своей дочери.
В припадке ярости? предположила она. Вы же полицейские, вы должны знать, способны ли люди на такое.
В припадке ярости бывает, ответил Полик.
Бернар Родье на приеме был в ярости, конечно, но до припадка далеко, сообщила мадам Бонне.
Расскажите подробнее об этом приеме, доктор Бонне, попросил комиссар.
Я не знаю, о чем говорили Жорж и Бернар, мне мешала музыка. Все слышали, как Жорж кричал Бернару: «И мое решение окончательно!» а потом Бернар ушел, хлопнув дверью. Но каждому из нас случалось хлопнуть дверью после разговора с Жоржем Мутом, и мне тоже. Потом Жорж сделал заявление, что не собирается