Полик оперся на подлокотники кресла и качнул пару раз, потом отпустил. Лемуан стал торопливо разворачиваться.
Все, уезжаю, уезжаю!
Я почему-то думал, что он из Экса исчез, вздохнул Верлак.
Полик стоял на тротуаре, чтобы Лемуан его видел, и обратил внимание, что судья провожает его взглядом, пока он не скрылся за углом. Верлак вспомнил слова Филиппа Ларкина, что любой человек, богатый или бедный, красавец или урод, обречен на разочарование. Поэт цинично разделил людей на две группы: тех, кто не любит, и тех, кого не любят. Лемуан, решил Верлак, попадает в обе. Родители самого Верлака были нелюбящими, а брат? А брат нелюбимым.
Ручаюсь, он поехал в парк Журдан, сказал Полик.
Надеюсь, что нет. Верлак подумал, что в такой серый день в парке будет мало народа. Девушек. Вы обратно в здание?
Нет. Секретарша Мута ждет вас на четвертом этаже. Полик слегка улыбнулся, что Верлаку показалось странным, но он ни о чем не спросил.
Хорошо, тогда увидимся здесь же завтра утром.
Он вошел в здание и тут же вспомнил свои студенческие годы хорошее время, вдали от всего, что случилось в Париже. Быть студентом это роскошь (как ни странно, самими студентами мало ценимая): иметь возможность читать и писать весь день.
Он поднялся по лестнице и встретил высокую белокурую женщину в полицейской форме, с волосами, увязанными в тугой пучок, и едва заметной бледно-розовой помадой на губах.
Здравствуйте, господин судья!
Она протянула тонкую руку.
Добрый день, ответил он, не вспомнив, как ее зовут, но глядя ей в глаза. Она уж точно не из несчастных Ларкина?
Верлак поднялся до четвертого этажа, прошел по коридору и увидел полицейского на стуле возле дверей кабинета. Молодой человек при его появлении вскочил как ошпаренный.
Господин судья! воскликнул он.
Привет. Сидите, сидите! Вам что, никто даже кофе не принес?
Полицейский недоуменно посмотрел на него.
Да как-то нет.
Верлак улыбнулся:
Я вам организую при первой возможности. С сахаром?
У парнишки было такое лицо, будто ему предложили шампанского.
Да один кусок. Если это не трудно.
Верлак улыбнулся, вошел в кабинет и был встречен пронзительным воплем:
Ну наконец-то!
Он выглянул в коридор, посмотрел на рыжего новичка. Тот приподнял плечи, улыбнулся и покрутил пальцем около виска. Верлак рассмеялся.
Прошу прощения? сказал он, возвращаясь в кабинет.
Голос принадлежал миниатюрной женщине лет тридцати.
Я жду уже целую вечность! пожаловалась она. В свой выходной день! Мой патрон убит, а я тут сижу и мне никто ничего не говорит!
Очень скоро вам сообщат всю информацию. Пока же
Убит! перебила она. А в понедельник учебный день, у меня полно работы Семестровые оценки уже должны быть, а некоторые преподаватели всегда одни и те же тянут время и оценки передают мне в последний момент! А студенты, естественно, хотят свои результаты знать немедленно. И вот с этим со всем
Тихо, пожалуйста! От более резких выражений Верлак смог удержаться. Женщина удивленно уставилась на него. Он воспользовался
моментом: Как вы сами сказали, ваш патрон убит, так что имейте уважение к смерти. Ведите себя тихо и делайте, что вам говорят.
Для большего эффекта Верлак оперся на ее стол. Он вспомнил Полика, нависшего над коляской Лемуана, но понимал, что ему такого эффекта не достичь, комиссар бывший регбист два метра ростом.
Хорошо, мсье, ответила она еле слышно, сопроводив вздох небрежным пожатием плеч, будто поняла, за что ее отчитали, но ей на это в высшей степени наплевать. Она стала перелистывать бумаги, делая вид, что не замечает Верлака, пока он не сказал:
Я знаю, что вы провели полицию по кабинету, но не могли бы вы сделать еще раз, мадемуазель
Она снова вздохнула, еще полистала бумаги первостепенной важности, несомненно, и встала из-за стола, направляясь к двери в кабинет Мута.
Мадемуазель Захари, Одри, произнесла она наконец. Перевела дыхание. Ничего не пропало, как я уже говорила комиссару. Самый ценный предмет ваза Галле, и она на месте.
Вы уверены, что та же самая? спросил он.
Секретарша рассмеялась.
Конечно! И вообще, добавила она, закатив глаза, вазы Галле не столько стоят, чтобы вор платил за фальшивку. Я изучала историю искусства, пояснила она, хотя никто не спрашивал.
Верлак промолчал, потому что понятия не имел, сколько может стоить ваза Галле. Он вспомнил, что видел их в Малом дворце в Париже, но даст ли себе кто-нибудь труд такую воспроизвести? Он лично думал, что они стоят кучу денег.
Вы были на приеме вчера вечером?
Bien sûr . Я уже говорила комиссару и дала ему список гостей.
Долго ли вы там оставались?
Мадемуазель Захари подбоченилась.
Я? Где-то до одиннадцати вечера. Голос ее слегка дрогнул, и Верлак это немедленно отметил. Или нервничает или в чем-то виновата.
И направились оттуда прямо домой?
Нет. Мы с моим молодым человеком встретились в баре «Золя». Там засиделись далеко за полночь, а оттуда домой. Снова ее голос чуть просел, и она добавила: Ушли около двух ночи, можете спросить тех, кто там работает.
А пост дуайена какой там срок пребывания? Четыре года, пять?