Такая юридическая тенденция в конечном счёте распространилась даже на уголовное право. Маршалл и его ближайшие политические наследники использовали суды для выявления и изменения законов; следующее поколение активистов использовало суды для выявления и судебного преследования отдельных лиц. Триумф либералов над Ричардом Никсоном в Уотергейте побудил Демократическую партию стремиться институционализировать свои достижения. С этой целью демократы приняли закон о независимых юристах, который предоставил преемникам Арчибальда Кокса практически неограниченную власть и такой же срок пребывания в должности. И из-за подобной одержимости этикой, не говоря уже о своей непопулярной политической программе, либералы вели свои самые успешные политические сражения в 70-х и 80-х годах в залах суда, а не в законодательных органах. В Уотергейте, а затем в "Иран-контрас" преследование республиканских чиновников стало главной навязчивой идеей левых. Когда в начале первого президентского срока Клинтона был внесён законопроект о независимых юристах, больше демократов, чем республиканцев, хотели, чтобы тот подписал его, и, к своему глубокому сожалению, он так и сделал.
Затем, конечно, произошло неизбежное. Правые поняли, что тоже могут использовать суды для продвижения своей повестки. Такие группы, как Федералистское общество, Юридический фонд Landmark и Институт Резерфорда, моделировали свои усилия на основе работы своих идеологических противников в таких местах, как NAACP и Американский союз защиты гражданских свобод. Консерваторы использовали многие из тех же правовых концепций, что и их противники: свободу слова, равную защиту законов и даже, в конечном счёте, закон о сексуальных домогательствах для достижения своих целей. Они также копировали либеральную риторику; республиканские обвинители на процессе по импичменту Клинтона в Сенате всегда старались ссылаться на дело Полы Джонс как на федеральный иск за гражданские права". Ближе к концу столетия именно правые экстремисты пытались использовать правовую систему для
отмены выборов, в частности тех двух, которые привели Билла Клинтона в Белый дом.
Аналогичным образом избрание Клинтона побудило консерваторов отбросить свои опасения по поводу криминализации политических споров. С приходом в Белый дом демократа республиканцам требовался лишь самый незначительный предлог, чтобы потребовать назначения прокуроров. И как только эти прокуроры были назначены, республиканцы настояли на том, чтобы те преследовали свои демократические цели с изобретательностью и рвением. Годы правления Клинтона изобиловали предполагаемыми скандалами, которые предлагали много ярких названий: Уайтуотер, Файлгейт, Трэвелгейт, и это лишь самые известные из них, но имели мало общего с реальными уголовными преступлениями. Тщетность бесконечных поисков преступников в Белом доме только подстегнула рвение преследователей. И снова прокуроры стали политическими героями на этот раз для другой стороны.
Но в то же самое время, когда в Вашингтоне наслаждались эпохой относительно доброжелательного отношения к этим проблемам, в город ощущалась межпартийная вражда титанического масштаба. Это имело свои корни в культурном, а не политическом брожении. Два великих социальных движения конца ХХ века: феминизм и христианские правые, обычно рассматривались как идеологические противоположности. Но в одном важном отношении они толкали страну в одном направлении к идее о том, что личная жизнь публичных людей имеет такое же значение, как и их позиция по тем или иным вопросам. Феминистское утверждение о том, что личная жизнь это тоже политика", означало, что частное поведение, особенно когда речь заходила о сексе, служило полезной метафорой для публичных действий политика. Тем не менее, консерваторы тоже под девизом характер имеет значение" начали придавать личному поведению такое же значение, как и их идеологические соперники.
Эта зацикленность на личном стала огромным подарком средствам массовой информации, которые в тот период переживали собственные трансформации. В начале 1960-х, когда репортёры услышали рассказы о ненасытном сексуальном аппетите президента Джона Кеннеди, они держали эту информацию при себе. Публичное раскрытие таких вопросов было буквально немыслимо; то есть это даже не рассматривалось. Но феминистки и евангелисты дали журналистам разрешение (предлог) проникнуть в те области, которые тем все равно хотелось исследовать. Пресса могла бы назвать безвкусный вуайеризм изучением характера", но навешивание ярлыков не могло скрыть истинную природу этого нового вида репортажей. На все более конкурентном рынке журналистов и журналистики высоко ценилось разумное обоснование освещения сексуальной жизни известных людей. Некоторые репортёры с удовольствием взялись за эту задачу. И эта жажда подлости распространялась не только на журналистов, которые освещали сюжеты для газет, журналов и телевидения. Книжный бизнес, важнейшая часть этой истории, также подпитывал и эксплуатировал эту тенденцию.