После Маренго в первом консуле Бонапарте все больше и больше проявлялся император Наполеон. Это обстоятельство привело к тому, что режим консульства стал вызывать все большее недовольство среди сторонников республики. «Весь первый год консулата, писал Демаре, представлял собой серию заговоров, направленных против него (т. е. против Наполеона) со стороны так называемых республиканцев или, скорее, со стороны приближенных падшей Директории»{328}. По словам одной современницы: «С тех пор, как Первый Консул достиг власти, больше десяти ничтожных заговоров было открыто, и он, великий в эту эпоху, приказывал властям не оглашать злодейских покушений, говоря: «Они показали бы, что во Франции есть волнение Не надобно давать иностранцам минуты наслаждения я не хочу этого». К тому же, «многие, в том числе сам Бонапарт, думали что хитрый министр полиции вел двойную игру и умышленно приберегал шайку заговорщиков, чтобы пустить ее в дело, если это понадобится для его собственных целей»{329}.
Первым известным заговором, направленным на жизнь Наполеона Бонапарта, был заговор Арена и Черраки (в сентябре октябре 1800 года). «Арена и Черраки, писала по этому поводу герцогиня дАбрантес, один из мщения, другой как бешеный, безбожный республиканец, хотели умертвить генерала Бонапарте»{330}. «Заговорщики, вторит ей Бурьенн, принадлежали к революционной шайке; им нужна была жизнь человека, и они только хотели убить его, как будто желая сделать сходство Наполеона с Цезарем столь совершенным, чтобы тут недоставало даже и Брута»{331}. К слову, сами заговорщики охотно сравнивали себя и Наполеона с героями Плутарха. «Бонапарт, восклицал посвященный в заговор Демервиль, стал вторым Цезарем и потому должен пасть подобно Цезарю!»{332}. Заговор был своевременно раскрыт агентами дворцовой полиции, а заговорщики, вооруженные кинжалами, схвачены в здании Оперы. Это произошло 10 октября 1800 г. В театре давали «Горация»[48]. Фуше в своих мемуарах характеризовал дело Арена Черраки как «смешную попытку покушения на жизнь первого консула»{333} и даже не пытался приписывать себе заслугу раскрытия заговора. По свидетельству Бурьенна, заговорщиков выдал некто Баррель, бывший командир батальона, уволенный со службы и потому не питавший теплых чувств к Бонапарту. Слоняясь без дела по парижским улицам, он свел знакомство с Черраки, Ареной, Демервилем и другими заговорщиками. В последний момент он го ли из трусости,
то ли рассчитывая на вознаграждение, явился в Тюильри и рассказал Бурьенну о заговоре. Секретарь первого консула, в свою очередь, известил об этом своего господина. Наполеон же скрыл сообщение Бурьенна от Фуше, желая доказать последнему, «что он лучше его (т. е. лучше Фуше) умеет исполнять обязанности полиции»{334}.
Среди людей, искренне преданных Наполеону, олимпийское спокойствие, проявленное министром полиции, вызвало немалое раздражение. Жюно, в присутствии Жозефины, заявил даже о том, что Фуше изменник{335}. Несдержанный, импульсивный адъютант Бонапарта в своем негодовании не пощадил и внешность гражданина министра. О чем вообще может идти речь, воскликнул он, когда имеешь дело с человеком, обладающим «головой, украденной у какого-нибудь скелета!»{336}.
«Адская машина» 3 нивоза (24 декабря) 1800 г.
Следующей не менее знаменитой попыткой покушения на жизнь первого консула явился взрыв на улице Сен-Никез, вечером 3 нивоза (24 декабря) 1800 г. На этот раз удар был нанесен справа. Покушение подготовили и осуществили роялисты. Первый консул и его жена тогда спаслись от гибели благодаря чистой случайности. Вечером 3 нивоза Наполеон собирался в Театр Республики[49] на представление оратории Гайдна «Сотворение мира». Заговорщики знали об этом и поставили на улице Сен-Никез, по которой должен был проследовать первый консул, тележку водовоза, щедро начиненную взрывчаткой. Бесполезно прождав свою стареющую, но по-прежнему кокетливую супругу, которая никак не могла выбрать себе шаль для поездки в театр, Наполеон отправился туда прежде жены. Его сопровождали генералы Ланн, Бертье и Лористон. Времени до начала спектакля оставалось мало, и карета первого консула промчалась по улице Сен-Никез в мгновение ока. Взрыв «адской машины» громыхнул уже после того, как коляска Бонапарта миновала опасный участок улицы. Карета же супруги Наполеона еще только выезжала из дома, когда раздался взрыв, и, таким образом, также находилась вне опасности. «Мы избегли беды, уверял Лористон, только десятью секундами»{337}. Первый консул и его жена остались целы и невредимы. Пострадали случайные люди прохожие и обитатели близлежащих домов. «Число жертв, погибших при этом случае, пишет современница, увеличивать излишне. Мне кажется, я имею самые верные сведения и могу доказать, что в тот день погибло не больше девяти человек. После чего число умерших возросло до двадцати девяти или тридцати»{338}.
Грохот взрыва «адской машины» был столь силен, что его услышали в стенах Комеди Франсез. Это привело к анекдотическому случаю. Один из актеров театра, Арман дАйи, с успехом дебютировавший в 1800 г., высказал предположение, что это салют в честь очередной победы французского оружия над врагами Республики. По его настоянию о «радостном событии» было объявлено собравшейся в зале публике. Когда дело выяснилось, незадачливый «патриот» был арестован, посажен в тюрьму Ла-Форс и лишь с немалым трудом сумел доказать свою невинность{339}.