На этот раз они сыграли одну партию. Урвич проиграл её и встал, непохожий сам на себя, с дрожащей челюстью.
Прямо от стола, за которым он проиграл эту последнюю партию,
он прошёл в каюту к капитану.
Капитан был у себя; на горизонте только ещё показались очертания Сингапура, до него было далеко, и всходить на мостик было рано.
Капитан встретил Урвича очень любезно, но посмотрел на него не без тревожного удивления: в таком тот был состоянии.
Я к вам начал Урвич, стараясь овладеть собой и казаться спокойным.
Что такое? спросил капитан, снимая какие-то книги с диванчика у привинченного к стене письменного стола и освобождая место для Урвича.
Я пришёл попросить у вас начал тот, садясь, попросить у вас мои деньги.
Капитан взглянул на него и спросил:
Много?
Все, как-то глухо ответил Урвич.
Все девять тысяч?
Эти девять тысяч, составлявшие всё, что было у Урвича, он сдал на хранение капитану в железный ящик.
Да, все девять тысяч! подтвердил опять Урвич.
Вам они нужны сейчас?
Да, я желаю их получить до прихода в Сингапур.
Капитан соболезнующе и вместе с тем испытующе поглядел на Урвича, как бы догадываясь, в чём было дело, и не веря этой своей догадке.
Кроме того, заговорил опять Урвич, у меня есть ещё до вас просьба: могу я передать свой билет, оплаченный до Владивостока, господину Гастону Дьедонне?
Капитан, не молодой уже человек, но и не настолько старый, чтобы импонировать Урвичу своими годами, всё-таки по-отечески заглянул ему в лицо, тронув его за руку.
Послушайте, зачем вы хотите передать свой билет этому французу? Разве вы сами не идёте во Владивосток?
Нет, как-то растерянно произнёс Урвич, а он идёт и не остаётся в Сингапуре.
Так ли это?
Ну, разумеется, так.
Капитан подумал с минуту и потом решительно сказал:
Но этого нельзя сделать! Если господин Дьедонне хочет идти до Владивостока, то пусть возьмёт себе билет, а я не могу допустить, чтобы вы передали ему свой.
Почему же это? волнуясь, запротестовал Урвич. Разве я не имею на это право?
По правилам нет.
Но вы, может быть, сделаете отступление и позволите, не всё ли вам равно?
Капитан долго молча глядел мимо Урвича в открытое окно каюты, в которое виднелось широкое тихое море.
Урвич терпеливо ждал и особенно резко чувствовал привычное и обыкновенно незаметное на ходу дрожанье парохода, и слышал шум машины и работу пароходного винта.
И всё это, казалось ему, не только отдаётся в стенках каюты, но и во всём его теле, которое дрожало внутри.
Неужели, услыхал он голос капитана, вы проиграли все свои деньги и даже билет до Владивостока?
Урвич взялся за голову, не зная, что ответить, и недоумевая, каким образом капитан мог догадаться; как будто это было так уж трудно.
Урвич и не подозревал, что стоило только взглянуть на его взволнованную фигуру, в особенности два последних дня за домино с Дьедонне, чтобы, не сомневаясь, сказать, что они играют на крупную ставку.
Только никак нельзя было ожидать, чтобы проигрыш в такую сравнительно безобидную игру дошёл до цифры девять тысяч.
Началось у них с пустяка, с рубля, потом вдвое, потом опять вдвое; Урвич играл плохо, горячился, не соображал, сам увеличивал куши (так ему казалось, по крайней мере), и, наконец, вчера долг его Дьедонне достиг девяти тысяч рублей, и сегодня утром он упросил француза сыграть последнюю партию на стоимость билета до Владивостока; тот согласился и опять выиграл.
Но Урвичу не хотелось сознаваться капитану в своём безумии. В самом деле, было смешно проиграть в семь дней в домино девять тысяч рублей! Последние партии у них шли по пятьсот и по тысяче рублей.
Урвич ещё не успел опомниться и отдать себе отчёт в том, что он сделал, и потому разговаривал теперь, сам хорошенько не сознавая, что говорит.
Ничего я не проиграл! стал возражать он капитану. Просто переменил намерение, хочу остаться в Сингапуре и для того и беру свои деньги у вас, а билет хочу продать Дьедонне, чтобы не потерять его стоимости. Вот ваша расписка, позвольте мне мои деньги!
Он достал из кармана расписку и положил её на стол.
Всё это было очень возможно и правдоподобно, что он говорил, но голос его, самый вид и выражение, с которым он говорил это, ясно показывали, что он лгал.
VII
Пёстрая толпа жёлтых, чёрных и белых людей, китайцев, малайцев, индусов и европейцев прилила к только что пришедшему пароходу; некоторые влезли на палубу, но большинство толпилось на набережной, предлагая фрукты, раковины и другие незамысловатые товары.
Сейчас же начался торг, и матросы
покупали огромные янтарно-жёлтые ананасы, по 5 копеек штука.
Неизвестно откуда набралась сейчас же группа рикшей, возящих в одноместных двухколёсных колясочках людей вручную; к ним направился Урвич, чтобы отвезти письмо индийца по адресу.
Деньги капитан ему отдал полностью, но на передачу билета французу не согласился, и благодаря этому Урвич был обеспечен до Владивостока. Всё-таки было безопаснее добраться до русского города, чем оставаться в Сингапуре без денег и без всякой определённой цели.
Урвич успел уже обсудить своё положение и так или иначе примириться с ним.