Я же сказал почему, ответил Ретерер. И потом, когда мы в прошлый раз зашли в тот притончик, у меня было сорок долларов, а вышел я оттуда без единого цента. На этот раз я хочу знать, что со мной творится.
«Тот притончик», подумал Клайд, слушая разговор. Значит, после ужина, когда все порядком выпьют и поедят, они отправятся в одно из тех мест, которые называются притонами, в такой дом. Тут не могло быть никаких сомнений. Он понимал, что это значит. Там будут женщины дурные женщины развратные женщины Но как же он? Неужели он тоже
Впервые в жизни Клайду представлялась возможность, которой он давно жаждал: узнать наконец великую, соблазнительную тайну, что так давно влекла его и сбивала с толку, манила, но и пугала. Хотя он много думал обо всем этом и о женщинах вообще, он никогда еще не был близок ни с одной. А теперь теперь
Он вдруг почувствовал, что его бросает то в жар, то в холод. Лицо и руки стали горячими и влажными, он ощущал, как пылают его щеки и лоб. Странные, быстрые, заманчивые и тревожные мысли проносились в его мозгу. Мороз пробегал по коже. Он невольно рисовал себе соблазнительные вакхические сцены и тотчас пытался выбросить их из головы, но напрасно: они возвращались снова. И ему хотелось, чтобы они возвращались, и не хотелось И за всем этим скрывался испуг. Но неужели же он такой трус? Остальных все предстоящее ничуть не тревожило. Они были очень веселы. Они смеялись и подшучивали друг над другом, вспоминая кое-какие забавные истории, которые произошли с ними во время последнего кутежа.
Но что подумала бы его мать, если б узнала? Мать! Он не смел думать ни о ней, ни об отце и поспешил прогнать мысль о них.
А помнишь, Кинселла, ту маленькую,
рыженькую, в доме на Пасифик-стрит? воскликнул Хигби. Она еще упрашивала тебя бежать с ней в Чикаго?
Конечно, помню, усмехнулся Кинселла, наливая себе мартини: ему как раз подали вино. Она даже хотела, чтобы я бросил отель. Обещала, что поможет мне взяться за какое-нибудь дело. Говорила, что мне вовсе не придется работать, если я останусь с ней.
Да, тогда у тебя была бы только одна работа! заметил Ретерер.
Официант поставил перед Клайдом бокал рейнвейна с сельтерской. Глубоко взволнованный, заинтересованный, восхищенный всем слышанным, Клайд поднял бокал, пригубил вино, нашел, что оно нежно и приятно, и залпом выпил. Он был так занят своими мыслями, что сам не заметил, как это получилось.
Молодчина, сказал Кинселла самым дружеским тоном. Эта штука тебе понравится.
Да, это совсем неплохо, ответил Клайд.
А Хегленд, видя, как быстро идет дело, и понимая, что Клайд совсем еще новичок в этой компании и нуждается в поддержке и одобрении, подозвал официанта:
Послушай, Джерри! И прибавил так, чтобы не слышал Клайд: Того же самого, да побольше
Ужин продолжался. Было уже около одиннадцати часов, когда они наконец исчерпали все интересные темы рассказы о прежних приключениях, о прежней работе, о разных ловких и дерзких проделках. У Клайда было достаточно времени поразмыслить над всем этим, и теперь он склонен был думать, что сам он вовсе не такой уж желторотый, как кажется его приятелям. А если даже и так Зато он хитрее большинства из них, умнее Кто они такие и к чему стремятся? Хегленд, как стало ясно Клайду, тщеславен, глуповат, криклив, и его легко подкупить пустячной лестью. Хигби и Кинселла незаурядные и славные юноши чванились тем, чем Клайд не стал бы очень гордиться: Хигби хвастал, что понимает кое-что в автомобилях (его дядя имел какое-то отношение к этому делу), а Кинселла умением играть в карты и даже в кости. А Ретерер и Шил он еще раньше заметил это были вполне довольны своей работой в отеле, готовы были заниматься ею и впредь и ни о чем другом не мечтали. А Клайд уже теперь не мог себе представить, чтобы должность рассыльного осталась пределом всех его желаний.
В то же время он с некоторой тревогой думал о той минуте, когда все отправятся туда, где он никогда еще не бывал, чтобы делать то, чем он никогда не предполагал заниматься в таких условиях. Не лучше ли ему извиниться, когда все выйдут из ресторана? Или, может быть, выйти вместе с ними, а там тихонько скользнуть за первый же угол и вернуться домой? Он слышал, что в таких вот местах можно схватить самую страшную болезнь и что люди умирают потом жалкой смертью от низменных пороков, которые там приобретают. Его мать произносила немало речей на эту тему, хотя вряд ли толком что-нибудь об этом знала. И, однако, вот перед ним довод, опровергающий все эти страхи: его новые товарищи, ничуть не обеспокоенные тем, что они собирались делать. Наоборот, для них это очень веселое и забавное приключение только и всего.
И действительно, Ретерер, искренне привязавшийся к Клайду больше за его манеру смотреть, спрашивать и слушать, а не за то, что Клайд делал или говорил, то и дело подталкивал его локтем и, смеясь, спрашивал:
Ну, как, Клайд? Сегодня посвящение? и широко улыбался. Или, видя, что Клайд совсем притих и задумался, он говорил: Не бойся, тебя не съедят, самое большее укусят.
А Хегленд время от времени прерывал свои самовосхваления и, подхватывая намеки Ретерера, прибавлял: