Бердибек Сокпакбаев - Меня зовут - Кожа

Я знаю, дорогие читатели, что многие из вас не поверят мне. Другие скажут: «Это правда, но зачем же хвастаться?»

Но что же мне делать, если действительно мечта стать писателем появилась у меня, Кожа Кадырова, еще в

самом раннем детстве! Не могу же я, для того чтобы мне поверили, лгать и уверять, что мне захотелось стать

писателем только сейчас, когда я начал сочинять эту книгу.

Когда я был в третьем четвертом классе, слава обо мне уже прогремела по всему аулу. Даже взрослые называли меня «мальчик-акын».

Сначала я очень стеснялся этого прозвища. Потом я рассудил так: талант дается человеку при рождении, не я

его завоевал, не мне от него отказываться. Стало быть, терпи и привыкай. Возможно, вы, следом за ябедой Жантасом, спросите: «А откуда ты, Кожа, узнал, что у тебя и в самом деле есть

талант?» Охотно отвечу. Все знают, что самые крупные поэты пишут стихи только тогда, когда к ним приходит

вдохновение. А меня вдохновение покидало лишь в те минуту, которые я тратил на сон, еду, приготовление

уроков или стычки с ребятами. В любой момент, стоило мне хоть на пять минут присесть, я начинал писать стихи.

Мало того, я составлял план: сегодня напишу столько-то куплетов, завтра столько-то, и этот план всегда выполнялся.

Мои стихи стали появляться в стенгазете не только нашего класса, но даже в общешкольной. Сначала я немало

этим гордился, но потом для меня стало привычным делом видеть свои строки в каждом номере. Но странная

вещь: чем чаще это случалось, тем меньше приносило радости. И я стал мечтать о том, чтобы мои стихии

появились в настоящем, напечатанном в типографии, журнале. Я отобрал самые лучшие свои стихотворения и

послал их в Алма-Ату, в журнал «Пионер».

Так вот и началась «бомбежка» республиканской печати.

Я до сих пор не знаю, почему «Пионер» не стал печатать, мои стихи. Пришлось переписать их заново и отправить

в газету «Казахстан пионеры». Мне почему-то казалось, что редактору именно этой газеты стихи должны

прийтись по душе. Но и эта хитрость не помогла.

Другой на моем месте приуныл бы и бросил эту затею. Но недаром же и мама, и бабушка, и учительница

Майканова все уверяют, что такого упрямого парня, как Кожа, еще не было на земле. Я переписывал стихи в

трех, в пяти, в десяти экземплярах и отсылал их во все газеты и журналы, адреса которых попадались мне на

глаза. Можно было подумать, что я боялся обидеть кого-нибудь из редакторов, не прислав ему те произведения, которые отсылал другим.

И хотите верьте, хотите нет, дело ваше меня не оставили без ответа. Мало того, письма приходили даже из

Почему мне никогда не приходилось слышать, чтобы кто-нибудь сказал «Кара Мухаш»?

Но, поразмыслив, я решил, что ребята правы. Если бы в классе было два Мухаша или Сабыбалдая, то к их именам

тоже приклеили бы какие-нибудь клички, может быть даже и «Кара». А постепенно я привык к словам «Кара

Кожа» и откликаюсь на это обращение так, словно «кара» значит не «черный», а «умный», «сильный», «знаменитый» или еще что-нибудь даже по благородней.

Зато, если ехидна Жантас говорит, чтобы подразнить меня, не Кара Кожа, а

Кара Коже, что значит «черная каша-размазня», я уж спуску не даю.

Фамилия моя Кадыров. Кадыр это имя моего отца. Он погиб на фронте, когда мне было два года.

Итак, я рассказал вам о себе.

После знакомства с героем полагается описать его.

Я никогда этого не делал, поэтому приходится подглядывать в зеркало... Странное дело. Говорят, что девчонки,

чем больше на себя смотрят, тем больше себе нравятся. А у меня наоборот... Ну что это за нос? Мама иногда

ласково называет меня «мой плосконосый». Я не очень понимаю, что это значит. Но других слов для моего носа и

вправду не подберешь. В каждую ноздрю влезло бы два пальца, и они торчат прямо вперед, как дула

двустволки... Голова у меня гладкая-прегладкая. Только вчера старик Абукир снял мне волосы бритвой.

Что в моей внешности есть вернее, бывает необыкновенного, так это волосы. С виду они не особенно

примечательны, но, когда дело дойдет до бритья, только держись! Ни у одного мальчишки во всем ауле нет

такой щетины. Самая острая бритва словно спотыкается, никак не берет их поначалу. Потом, с трудом

приладившись, начинает соскабливать мою щетину. Пока скажут «кончили», я три раза почти погибну от боли и

напряжения, с каким я сжимаю губы, чтобы не заорать.

Бреет меня обычно старик Абукир. У него самая острая бритва и самая легкая рука во всем ауле, И каждый раз он восклицает, как будто впервые заметив это:

Ого! Наградит же аллах человека такими густыми и жесткими волосами! Видно, парень с характером!

Что еще полагается описывать? Что я очень смуглый, почти черный. Об этом уже говорилось. Пониже левого уха

маленькая родинка В прошлом году один коренной зуб... Ладно, об этом не стоит говорить: у кого зубы не

портятся?

Говорят, что я среднего роста. Но бабушка не согласна с этим.

Когда ты вырастешь, будешь высокий, как отец, уверяет она.

Я не знаю, кто прав. Прошлой осенью доктор измерял наш рост в школе. У меня оказалось сто тридцать девять

сантиметров. Если бы я был с волосами, то вышло бы все сто сорок. Мне исполнилось двенадцать лет. Я закончил