На одном из совещаний, по словам Замбржицкого, «этот бородатый и лысый человек, обличьем похожий скорее на ямщика иль на ярославского чайного сидельца, чем на ученого-профессора, вскочил, искаженный бешенством, весь дрожа и стиснув кулаки, и истерически выкрикнул, стукнув пястью о стол: Я ненавижу этого Деникина, от него все зло и гибель! И было столько муки, столько отчаяния, столько горечи в этом крике истерзанной души, что, право, язык не подымался сказать, что Морозов простой перебежчик. Нет, это надрыв, это поиски меньшего зла в море общего зла Ведь он все-таки ратовал за единение только не под знаменем Деникина; тот через неделю после этого и сам ушел, да мы-то этого тогда не знали.»
Эти свидетельства совпадают с показаниями самого Морозова, данными по делу «Весна»: «Крах Деникина и моральное разложение кубанских и донских частей показали мне, что Белому движению пришлось иметь дело не с анархией, а с каким-то более прочным государственным образованием. Однако я считал, что для меня как для белого дорога в Сов[етскую] Россию закрыта, пока случайный разговор по телефону с включившимся красным командованием 34[-й] дивизии не дал мне мысли о возможности мирно покончить бесцельную борьбу, причем мне за бегством старших начальников пришлось остаться с казаками за старшего.
Я переходил на сторону красных с весьма смутным представлением о сов[етской] власти, считая ее, однако, единственной государственной властью и интересуясь вместе
с моими товарищами тем загадочным строительством, которое ведется в стране.
Действительность 1920 года при близком знакомстве с нею меня сначала разочаровала; мне вскоре стало ясно, что военный коммунизм не удержится, я полагал, что он будет сметен стихийным крестьянским движением, с которым уцелевшим из нас придется иметь дело.
Опыт Кронштадта, Тамбовского, махновского и пр[очих] крестьянских движений убедил меня, что анархия как неизбежный их спутник грозит стране развалом, иностранным вмешательством, закабалением и реакцией» . В дальнейшем Морозов добросовестно служил в РККА и был расстрелян в 1938 г. Впрочем, это сюжет для отдельного исследования.
Помимо Морозова еще несколько генералов, имевших опыт командования белыми армиями, были взяты частями РККА в плен на исходе Гражданской войны. Речь идет о бывшем командующем Уральской отдельной армией генерал-лейтенанте В.И. Акутине, о бывшем командующем Южной армией генерал-майоре П.А. Белове, о бывшем командующем Народной армией Комитета членов Всероссийского Учредительного собрания генерал-майоре Н.А. Галкине и о бывшем временно исполняющем должность командующего Сибирской армией генерал-лейтенанте А.Ф. Матковском. Все четыре случая связаны с Восточным фронтом и относятся к концу 1919 началу 1920 г., причем взятые в плен оставили командование армиями задолго до пленения. Акутин, Белов и Матковский были вскоре расстреляны. Галкин же, как недавно установлено, дожил в СССР до второй половины 1930-х гг. Однако пленение и осознанная измена при наличии выбора явления разного порядка.