Я назначил сразу трех стрельцов ответственными за наблюдениями за Броневицкими воротами. Мне внизу не видно., но знать, когда стременные будут входить в Кремль важно.
Идут! Стремянные идут! прокричали со стены.
Значит, всё правильно было сделано и своевременно. Теперь, пока бунтовщики поймут, что к чему, когда найдутся умники, которые скажут, что мой отряд сейчас действует только для отвлечения, конные стрельцы уже войдут в Кремль. Да и они отнюдь не беззубые. Если бы ещё не были отягощены телегами и пушками, так и вовсе отвлекать не надо было бы.
Глебов то ли докладывал, то ли хвастал, что в имуществе полка имеется. Даже завидно стало. Единственный стрелецкий приказ, у которого есть своя артиллерия. Мы, красные кафтаны, вроде бы так же щи не лаптем хлебавших, ни одной пушки. Так что стременные могут ой как сильно огрызнуться!
А вот мне нужно было быть аккуратным..Напротив нас, метрах в ста, уже выстроилась линия из бунтовщиков. Их было раза в два больше, чем нас. Но с этого расстояния никто стрелять не будет. Однако, чтобы не пролилась вновь кровь, я приказал:
На стене пушки готовь!
Обернулся, посмотрел на стену. Демонстративно орудия были выдвинуты к самому краю. Теперь уж бунтовщики их обязательно должны увидеть. Увидят, и не посмеют думать о глупостях.
Стрелецкая масса и вправду заволновалась, загудела. Артиллерия это совсем другой уровень противостояния. И пусть у нас пока всего две пушки, но и они способны
нанести такой урон, что мало не покажется. А ведь уже снова готовы и стрелки.
Стояние на Угре, сказал я [стояние на Угре 1480 года, когда ордынский хан Ахмат и русский царь Иван Великий так и не вступили в решающее противостояние, простояв, татары ушли].
Действительно, складывалось впечатление, что вот так мы можем простоять и несколько дней. И мы не можем наступать, и бунтовщики не горят желанием этого делать.
Стремянные уж заходят! сообщили с кремлёвской стены.
Им там было видно, как через Боровицкие ворота шли чередою конные стрельцы.
Пушки! У бунтовщиков пушки! тут же, глянув вниз, прокричали со стены.
А вот это уже неприятно. Воры подтаскивали артиллерию. Сразу четыре пушки. Да они сметут и меня и мой отряд. Картечью можно ударить на сколько? На метров триста, точно. И то, это вроде бы как ближняя картечь. А дальней и того С пятиста метров.
Бах-бах-бах! вдали, там, где должна заходить колонна стремянных, прозвучали выстрелы.
Ну, да никто и не рассчитывал, что их прибытие совсем уж гладко пройдёт.
Пушки поверх голов, пали! выкрикнул я и сразу же отдал следующий приказ: Стрельцы, возвращаемся в Кремль. Вторая линия на прикрытии!
Ба-бах! выстрелили пушки.
И даже можно сказать, что не образно, а что ни на есть по воробьям. У Кремля было очень много воробьёв. Сейчас, наверное, меньше перепугались птички, не привыкли к шуму.
Ба-ба-бах! всё-таки бунтовщики выстрелили нам вслед из ружей.
Послышались выкрики. Какие-то шальные пули добрались до прикрывавшей наш отход второй линии.
Бах-бах-бах-бах! ответили со стен Кремля, а также уцелевшие второй линии.
Но приказ я не отменял: мы вышли отвлечь внимание бунтовщиков от заходивших в Кремль. Ещё не хватало дождаться, когда противник откроет огонь из пушек.
Ох, мало было у меня сил, нужно было брать под свой контроль Пушечный приказ. Там не так чтобы и много пушек должно было оставаться. Да и у самих стрельцов пушек почти и нет. Как видно, даже дюжины орудий бунтовщикам достаточно, чтобы зажать нас хотя бы и у Спасских ворот.
Потери? выкрикнул я, как только дождался последнего бойца и сам зашел во внутрь Кремля.
Я выходил на вылазку первым, возвращался последним. И теперь меня не поняли, а только смотрели, как на иноземца чего-то лепечет, мол, на своём. Разве нет ещё такого слова в военном лексиконе, как «потери»?
Раненые, убитые? Десятникам доложить! изменил я формулировку приказа.
Убитых может и не было. Хотя я видел, как троих бойцов несли на руках. Но раненых была чёртова дюжина, тринадцать бойцов.
Лекарей! кричал я.
Между тем и сам сразу же подбежал к одному из бойцов, что лежал и не подавал признаков жизни. А, нет Шевелится.
Снимать с него кафтан! приказал я рядом стоящим стрельцам.
Пока они стаскивали с него одёжу, я уже смотрел другого. Этот тоже лежал, но у него проникающего ранения не было, пуля застряла, не пробив грудную клетку. Вот только от того было не легче. Пуля попала в районе сердца, остановила кровяной насос. Прикладываю два пальца к сонной артерии Пульса нет.
Преставился Козьма! сделал своё «экспертное» заключение один из стрельцов.
Ещё двое бойцов нагнулись, посмотрели в безжизненные глаза бойца и перекрестились. Я же в это время не снимал с него кафтан я разрезал его, как и подкафтанник, и рубаху. Удар сложив две руки в захват, ударил в район сердца.
Раз, два, три, четыре отсчитываю нажатия.
С чего же ты, полковник, мучаешь его? сетовал тот стрелец, который первым определил смерть своего побратима.
Я слушал лишь краем уха. Некогда мне на их вопросы отвечать! После тридцати нажатий и искусственного дыхания сердце не запустилось. Я повторил процедуру.