Мы обменялись сдержанными поклонами. Я проводил его до двери, где его встретили мои охранники.
Закрыв дверь, я прислонился к ней спиной. Из спальни вышел Крылов.
Ну как? спросил я.
Большую часть времени говорил правду, Григорий Мартынович потёр переносицу. Ложь почувствовал только в одном месте когда говорил о семейном форс-мажоре у ректора. Скорее всего, тот специально отправил Старицкого, чтобы самому остаться в тени. И ещё когда говорил про треть Совета. Преувеличение. Точную цифру, конечно, не скажу.
Всё равно неплохо. Если они действительно выполнят обещание с Успенской, можно будет работать.
Крылов помолчал, затем добавил:
И знаете, что интересно? Когда он говорил про усталость от несправедливости системы это правда. Но не вся. Я уловил второй мотив, более сильный.
Н-да интересно. Что это может быть? Амбиции? Старицкий видит себя во главе реформированного Совета?..
Вполне может быть, согласился Григорий Мартынович. Сколько ему, лет тридцать? Он талантлив, но в текущей системе ему придётся ждать ещё лет двадцать, пока старики освободят места. А с вашей помощью он может перепрыгнуть через несколько ступеней карьерной лестницы.
Что ж, амбиции хороший мотиватор, заметил я. Главное, чтобы они совпадали с моими целями.
Что будете делать, воевода?
Я задумался. Фракция молодых реформаторов могла стать полезным инструментом для раскола Академического совета изнутри. Но доверять им полностью было бы наивно.
Подожду до завтра. Если обещание сбудется, начну переговоры. А пока нужно готовиться к дебатам с этим Белинским. Неделя не так много времени.
На столе лежали стопки документов: копии обращений Платонова, стенограммы его публичных выступлений, отчёты о скандалах, свидетельские показания. Белинский делал пометки изящным почерком, время от времени откидываясь в кресле и задумчиво постукивая кончиком ручки по столу.
«Прохор Игнатьевич Платонов, размышлял он, перечитывая биографию. Единственный сын не шибко успешного боярина Игнатия Платонова. Бездельник и прожигатель жизни до двадцати двух лет. Затем неудачная казнь, счастливое спасение и внезапная трансформация в спасителя Пограничья. Подозрительно».
Магистр выделил красными чернилами ключевые пункты: дуэль с ректором Горевским, которая привела к его самоубийству. Можно подать, как разрушение репутации почтенного академика, который не смог вынести подобной гнусности. Противостояние с князем Тереховым. Анархист? Революционер?.. Дуэль с боярином Елецким с летальным исходом, конфликт с графиней Белозёровой, публичное противостояние с Фондом Добродетели признанной благотворительной организацией. Отдельно он подчеркнул связь с бандой некого «Кабана» во Владимире это можно подать как передел криминальной власти, а не борьбу с преступностью. Материала для дискредитации было предостаточно.
«Главная слабость эмоциональность, записал Белинский в блокноте. Платонов позиционирует себя как защитник обездоленных. Это его сила, но и уязвимость. Стоит показать его истинное лицо жестокого самодура, убийцы, использующего благородные лозунги для захвата власти и толпа отвернётся».
Он перелистнул страницу, изучая финансовые отчёты Угрюма.
«Сумеречная сталь неизвестного происхождения, массовая торговля Реликтами, выкуп сотен должников Откуда такие деньги у сына обедневшего рода? Намекнуть на отмывание криминальных капиталов, контрабанду из-за рубежа. Пусть попробует доказать законность источников любые объяснения без документов будут выглядеть неубедительно».
Белинский встал и подошёл к окну, глядя на огни города. В отражении стекла он видел себя мужчину лет сорока пяти с острыми чертами лица и холодными серыми глазами. Безупречный костюм, ухоженная бородка клинышком, перстень с печатью дискуссионного клуба на пальце.
'Платонов явно переоценивает свои силы, подумал магистр, потирая переносицу. Да, у него есть харизма и народная поддержка, но публичные дебаты это не митинг. Здесь нужна техника, опыт, умение контролировать дискуссию. Я оттачивал это искусство пятнадцать лет, выступал против лучших умов академического мира. А он? Пара удачных публичных
обращений ещё не делают его оратором.
Да что там, в прошлом году я защищал откровенно провальную реформу образования и сумел представить её как прорыв. Убедил зал, что сокращение часов практической магии в пользу теории улучшит качество выпускников. А здесь передо мной эмоциональный юнец без опыта публичных дебатов, который думает, что праведного гнева достаточно для победы'.
Он вернулся к столу и начал составлять план дебатов. Первый блок дискредитация личности. Второй демонстрация опасности его идей для стабильности общества. Третий апелляция к традициям и авторитету Академического совета.
«Ключевой приём эмоциональные качели, записывал Белинский. Сначала признать часть его правоты, усыпить бдительность. Затем резкий удар фактами о его преступлениях. Когда начнёт оправдываться высмеять. Превратить его праведный гнев в истерику неуравновешенного человека».
Магофон на столе зазвонил. На экране высветилось имя: Крамской.
Добрый вечер, Ипполит Львович, Белинский принял почтительный тон.