Да, внематочную беременность я и сама предположила, все, в конце концов, может быть. Лариса подозревает, что какая-то ловкая бабка переусердствовала? Все возможно.
Скажи мне, сестрица, вот что, ласково начала я, подходя к ней, и старый ковер скрадывал шаги. Бусы у тебя красивые. Смотрю и зависть берет. И стоят, наверное, дорого. Продать, так можно и дом топить, и мебель купить нормальную, и не впроголодь жить.
Не тебе дарено, не тебе зариться, просипела Лариса, хватаясь за свои жемчуга.
Я по-цыгански зацокала языком, улыбаясь при этом как можно шире.
А что мне дарено, сестрица, где оно? оскалилась я, и вид мой не предвещал ничего доброго. Лариса этого в упор не видит, на ее месте я как минимум выбралась бы из-за бюро, пока я еще не приблизилась и не схватила да хоть тот же подсвечник. Но теперь поздно, подсвечник вот он стоит. Колье, фермуары, кольца, диадемы за такие сокровища можно половину города купить.
Моя рука зависла в сантиметре от подсвечника. Я не собиралась пускать его в ход, никакие бриллианты не стоят того, чтобы окончить свою жизнь на каторге и обречь детей на сиротство, но после того, как удачно вчера я выступила, грех не исполнить на бис.
В ногах у меня валялась, просила принять за милость, за кров, за стол, выдохнула Лариса, продолжая терзать жемчуга. Руки целовала. Забыла?
Нет, помню. Напуганная молоденькая вдова с двумя малышами на руках. Только что мужа похоронившая. Зима прошла, сестричка,
ключик на тонкой серебряной цепочке, оглядываясь на меня, подошла к кровати, застыла, я кивком подбодрила ее, и Лариса, опустившись на колени, полезла под кровать. Мне показалось, она считает себя уже покойницей.
Как только я получу назад все свои украшения, уеду из этого дома. Долги? Я их раздам, не думаю, что их больше, чем стоимость моих драгоценностей.
Но в сундуке было пусто, если не считать обрезков светлых локонов.
Клянусь, я не знаю, где они, Лариса неуклюже поднялась и просяще прижала к груди руки. Они пропали! Ключ был один, вот этот помнишь же, как я умоляла тело сестры вытащить!
Та самая женщина, которая смотрела на меня из толщи воды. Понятно, почему у меня близнецы, это обычно наследуется.
Несчастный случай или тоже убийство?
Она не расставалась с ним! Во имя Всемогущей, оставь меня! Я ничего не знаю! Не меньше твоего мне обрыдла нищета! Ты хоть с Матвеем жила как барыня, а я
Да, согласилась я, так и не приняв решение, верить ей или нет, и рассматривая пустой сундук. Толстая цепь змеей тянулась к ножке кровати. Как барыня. Кстати, если вдруг ты все-таки захочешь спросить, где я этому научилась, я изобразила, будто хватаю ее за волосы. От мужа своего и твоего брата. Жила я, как барыня. Только бил он меня, как свою рабу. Я ребенка потеряла из-за него. Кровью моей и жизнью малыша моего это богатство оплачено, так вот сама посуди, пролью ли я кровь, заберу ли чью-нибудь жизнь, чтобы его обратно вернуть, или нет.
Лариса перестала реветь и побледнела до такой степени, что даже губы ее посинели. Она замотала головой, и прическа ее, и без того пострадавшая, рассыпалась по плечам.
Ложь! убежденно выкрикнула она. Это ты на Матвея клевещешь! Не поднял бы он никогда на тебя руки!
Может, Парашка и решила мне отчего-то соврать, только то, что мне снилось, с прежней Липочкой было на самом деле.
Скажи, а как тебе в голову пришло меня за купца Ермолина при живой его жене сватать? спросила я, и Лариса, охнув, с размаху села на кровать.
Я совершенно не хочу быть настолько прожженной стервой. Но как быть, если иначе меня проглотят и не подавятся.
Я намного ниже своей золовки, но сейчас она сидела, сгорбившись, а я над ней нависала, и преимущество было вроде бы на моей стороне: кто выше, тот и прав, кто тише, тот и прав, кто сильнее, тот и прав, и если бы это работало. Какая разница, кто прав в одиночном споре, в итоге выиграет тот, кто полностью владеет информацией, а вот ее у меня был критический недостаток.
Зато, как я могла не единожды убедиться, на Ларису легко давить «психологически», ей нетрудно манипулировать. И я мало того что подошла к ней вплотную, еще и распрямила плечи, и понизила голос.
Купец Обрыдлов, Пахом Прович, с моего с купцом Ермолиным брака выгоды никакой не видит, прошептала я, и Лариса вздрогнула. А мы ему все еще три тысячи должны. Матвей Саввич молод, глуп, в торговле слаб, у матери под каблуком, перечислила я все, что успела узнать о моем потенциальном будущем муже. Но самое главное, сестрица милая, Матвей Саввич все еще женат.
Ларису заметно трясло от злости. Она сидела, разглядывая щели на полу или считая дыры на ковре, но по ее побелевшим костяшкам, по сжатым в тонкую полоску бледным губам я понимала, что она не бросается на меня с оплеухами лишь потому, что я ей наглядно объяснила: я сильнее. В самом что ни на есть физическом смысле.
Что ты от меня хочешь услышать, окаянная твоя душа? наконец проговорила она, ломая собственные кисти так, что я даже испугалась переусердствует. Никто об этом не знает. И я никому не скажу. И Агафья Самсоновна ничего не знает. Думает, что то денежный интерес.