Камчатка пустил из своей короткой трубки несколько клубов дыма, сощурился на Ваньку и легко потрепал его по плечу. Сказал проникновенно:
А хозяин твой прикидывал разве, не тяжко ли тебе придется, когда на тебя, мальца, невпроворот трудов и занятиев наваливал? То-то, что немерено! Так и ты не скупись, возьми от казны его вольною рукой, понял? Где хозяин твой денежный запас и рыжье свое держит в подполе?
Ванька ему про ларец, а Камчатка, голос совсем приглушив, дал несколько дельных советов, а главное, обещал, что встретит его прямо у калитки хозяинова соседа, попа Самсонова.
В ту ночь странная вещь стряслась с Ванькой. Раньше, как случалось ему совершить мелкий проступок (ну там, мусор замести подлавку или яичко украсть), стены дома давили на него и казалось, что безжалостные глаза Петра Дмитриевича глядят на него изо всех углов. Теперь же, когда в очередную ночную отлучку хозяина принялся он загодя припасенным на кухне топором вскрывать запертый ларец, страх сменила отчаянная холодная злоба. Не боялся он, засыпая за пазуху и в карманы сколько поместилось
золотых и серебряных монет, серебряных цепочек, часов и прочих драгоценных цацек. Не боялся, когда, нагло сбросив прямо в опочивальне свои тряпки, напялил на себя хозяйскую одежду, висевшую на вбитом в стену гвозде. Не боялся, и когда перелез через забор к соседу, на поповский двор, и услышал сопенье церковного сторожа, спавшего, как нес, у поповского крыльца. Проскользнул мимо него и откинул крюк на калитке, за которой обещал дожидаться его Камчатка.
Наставник не обманул. Обнял Ваньку и, не теряя времени, направился к крыльцу. Попалось ему пол ноги коромысло, неизвестно зачем на земле возле дворника валявшееся, и едва не загремел Камчатка носом в землю. Тут дворник привстал и, глаза продирая, заворчал:
Что вы за люди? Не воры ли, ежели самовольно во двор взошли?
Ванька бросил коромысло Камчатке:
Эй, сторож просит, чтобы ты успокоил его лозою, чем воду носят!
Камчатка и успокоил сторожа, приговаривая:
Не запирай хозяйские ворота всякому прихожанину невозбранно к отцу духовному своему заходить во всяк час дня и ночи!
Под прихожанином имел он в виду Ваньку, а тот и не помнил уже, когда говел и причащался: за своим сундуком довелось ему выслушать полуночную пьяную беседу хозяина с ученым приятелем, который, ссылаясь на немецких мудрецов и громко, как жеребец селезенкой, икая, доказывал невозможность доказательства бытия или небытия Бога, а также отрицал существование бессмертной души. Ванька, как и все русские люди той серой поры, когда в Питере верховодили немцы, к немецким мудрецам особого почтения не питал, но в том, что душа человека есть не более чем пар, вполне с ними согласился. Посему неразумный юноша и не стал требовать от своего духовного отца совершения требы, а сразу, в спальню войдя, метнулся к кровати, чтобы успокоить его коромыслом и с попадьей.
В том нужды не было: батюшка с матушкой мирно спали. И в неверном лунном свете явственно увиделось, что в вечерней возне, перед сном еще, сбили они одеяло к ногам, а у попа и рубашка ночная неопрятно задралась, обнажив мощное сложение его чресл, попадья же заснула ничком, объемистую задницу выставив и тем самым приготовив для юного Ваньки переживания, смутившие его своей неразумностью и непонятностью.
Никак тебе матушка попадья приглянулась? еле слышно прошелестел Камчатка. А губа у тебя не дура.
Ванька зашелся в беззвучном смехе и, не чинясь, набросил на попа и попадью одеяло.
Да на ней разве воду возить Давай лучше дело делать.
Для дела-то их простор был невелик: денег хитрый поп в светлице не держал, взяли сарафан попадьи да поповскую долгополую однорядку. Сарафан Камчатка опрятно свернул и в сумку сложил, а однорядку велел Ваньке надеть на себя. Малому не надо было объяснять, зачем: теперь Камчатка должен был отвести его под Каменный мост, чтобы там принять в воровское сословие, улицы же по ночному времени перегорожены в Москве рогатками, и кроме полиции и духовенства караульные не открывают их никому.
Выбрались на улицу. Ванька вернулся к воротам своего хозяина и написал на них днем еще приготовленным мелом давно уж сочиненный стишок:
Коль имя не славно, грех подписывать, убежденно ответил малый. Да и пусть эта сволочь Филатьев помается, пока поймет, кто из людей сбежал и над ним насмешки строит.
У первой же рогатки Камчатка назвался караульному сыном солдатским, который ведет попа к умирающему батьке. И выдумкой этой пользуясь, два вора пронизали ощетинившуюся рогатками против разбойного люда ночную Москву, будто два таракана хлебную мякоть, и пришли в одно из тех славных на первопрестольной мест, куда полиция и днем редко решалась сунуться под Большой Каменный мост.
Здесь шибало в нос водочным перегаром, немытым телом и заношенной одеждой, а народ, сии вольные запахи испускавший, сидел и лежал вокруг костров. Ванька, к груди прижимая уворованное у хозяина, держался сразу за Камчаткой, боясь, как бы голь кабацкая, накинувшись скопом, не разнесла его добычу. Камчатка же, здороваясь налево и направо, смело направился к самому большому огнищу, а осветившись им, выставил перед собой ученика и обратился к старому вору, по-турецки восседающему на замызганном персидском ковре: