В полдень деду удалось выгодно продать бычка, на радостях он с покупателем выпил шкалик водки, а Николке дал пятиалтынный на мороженое. Потом решили, что пора и пообедать.
Николка быстро поел домашней колбасы с огурцом, полакомился калачом с медом и хотел было идти на карусель. Дед посмотрел на небо. Со стороны Каменного Брода на город надвигалась туча, послышались слабые раскаты грома.
Пора домой, Николка, сказал строго дед, быть нам с тобой купанными под дождем...
Но в тот день дождь миновал город. Тяжелые тучи с яркими извивами молний ушли далеко на запад, по Донцу. Щедрое июльское солнце, словно омытое дождем, вырвалось яркими лучами из кромки тяжелых облаков, осветило берега Лугани, широкую площадь, поросшую травой-муравой у заводского сада.
Бывалый казак немного захмелел и вполголоса напевал старую песню, раскачиваясь в бричке:
К дому в тот день добрались затемно. Дед задремал, а Николка
не подгонял Гнедко. Куда спешить в тихий вечер, когда степь с красными закатными облаками, свистом сусликов, стрекотанием кузнечиков в траве, медвяным запахом зацветающей гречихи казалась мальчику доброй сказкой, навевала мысли о сильных людях, делающих только хорошее на земле.
...А поезд спешил на запад. Громко лязгали тарелки буферов, мягкой дрожью тряслись тонкие половицы теплушки. Изредка, на поворотах, в раскрытую дверь залетали искры от паровозной трубы. В вагоне сразу же остро запахло гарью.
Все встречные полустанки, разъезды, тупики были заполнены составами, отдельными вагонами. На открытых платформах стояли пушки, танки, автомашины, тягачи, тщательно замаскированные зелеными ветками.
Километрах в трех от Купянска эшелон остановился на тихом полустанке. Узнав, что стоянка запланирована на полчаса, мобилизованные повыскакивали из вагонов.
Впереди состава, рядом с курящимся синим дымком паровозом, виднелась красная будочка стрелочника. Прямо перед глазами расстилался зеленый луг, уходящий к лесу, впритык к которому белели деревенские хаты. Внизу петляла маленькая речушка, теряясь у леса среди зарослей вербы и осоки. Неподалеку на берегу горел костер, сельские мальчишки, стоящие вокруг него, смотрели из-под рук на пробегающий эшелон.
Что-то до боли родное увидел Николай в этой мирной картине. Этот костер, дети напомнили ему о станице, и в памяти почему-то всплыли знакомые с детства стихи:
По коням! шутливо крикнул Михаил Яременко. Не отставать!
В вагон к станичникам поднялся капитан Буряк заместитель начальника эшелона. Стройный, худощавый, с черными смоляными бровями. Обмундирование, аккуратно пошитое, ловко подогнанное, выдавало в нем кадрового военного, а полевые петлицы на гимнастерке наглядно говорили, что он прибыл за пополнением с фронта.
Добрый день, хлопцы, не скучаете? спросил он с мягким украинским акцентом окруживших его мобилизованных.
Ребята молодцами держатся, ответил Николай как старший в вагоне.
Не дюже волнуйтесь, через двое суток на месте будем. Нам треба только Харьков побыстрее проскочить, а там зеленая улица до самой цели будет.
А куда нас везут? в один голос спросили несколько бойцов.
Эге, хлопцы, это военная тайна, улыбнулся капитан, как прибудем на место, тогда все и побачите.
Наверное, сразу на передовую, сказал не то сокрушенно, не то с гордостью Мишка Фатин. Поезд бежит как оглашенный, без остановок...
А что ты без оружия на передовой будешь делать? улыбнулся Буряк. Думаешь фуражками немца закидать?.. Вначале надо вас обуть, одеть, обучить, как пользоваться оружием, а тогда уже вперед на фашистов...
3
Стояли недолго. Паровоз отрывисто свистнул, и поезд опять тронулся в путь.
Сморенные сутолокой дня, волнением проводов, дорожными хлопотами, станичники крепко спали на жестких нарах.
Николаевский печник Иван лежал с краю, у стены, и так заливисто с всхлипыванием храпел на весь вагон, что Федор Фатин, лежавший с ним рядом, несколько раз просыпался от такого соседства, испуганно оглядывался по сторонам и тыкал кулаком храпуна в бок.
Николай с Михаилом не спали, стояли у полуоткрытой двери и молча смотрели на большой затемненный город.
Николай уже бывал до этого не раз в Харькове, видел его и днем, и ночью, шумным, нарядным, многолюдным, залитым в ночное время ярким электрическим светом. И сейчас было как-то не по себе смотреть на темные дома, на слабенькие дрожащие точечки синих лампочек, на подслеповато крадущиеся автомашины по темным безлюдным улицам, на привокзальную площадь.
В ритмичном стуке колес как бы слышалось: «На фронт, на фронт...» Николай закрывал глаза и тогда казалось: вагон стоит на одном месте, раскачиваясь из стороны в сторону.
Ложись, Миша, посоветовал он другу, пора и отдохнуть. Путь предстоит долгий.
Ты прав, надо часика два всхрапнуть, тихо промолвил Михаил, а то, видишь, уже восток начинает белеть: ночь ко дню пошла...
Самому Николаю не спалось. Он старался представить, что его ждет впереди завтра,
послезавтра, через неделю. Дома, в станице, когда он впервые услыхал о войне, как-то не почувствовал всю глубину этого неслыханного бедствия. Сейчас, в дороге, по быстрому мельканью встречных эшелонов с эвакуированными людьми, по толчее на привокзальных площадях и маленьких полустанках он сердцем и разумом начал понимать, какая страшная беда нависла над страной.