Когда она умерла, бай не взял новую жену, а эта жена на моей памяти была у него единственной, не как у других богатых людей. Стар он был уже семь десятков минуло. А может, имущество не хотел делить, все детям оставлял. Кто его знает Помню еще ходил он, покривившись на левый бок: до смерти любил бай козлодрание, сам раньше участвовал и где-то в Туркестане упал с лошади, сломал себе несколько ребер Так и остался он жить один, старый скособоченный бай: новой жены не взял, а после годовщины смерти старой выдал дочь замуж в Фергану, сына женил и отправил в Ташкент, слуги постепенно разбрелись кто куда, и остались в большом байском доме мы с ним вдвоем: я прислуживал ему, а он не выходил на люди и, все книжки читал Хозяйство свое большое передал сыну.
Однажды утром бай позвал меня и сказал ласковые слова:
«Джурабай, сынок. Отец твой хорошо служил мне, мать тоже. Да будет земля им пухом! И тобой я тоже доволен. Я испугался, понял так: прогонит сейчас меня бай, а у меня ни дома, ни близких, ни денег, и не выезжал я никуда, кроме как сопровождая своего бая в недалеких поездках Куда пойду, что есть буду, где голову приклонить смогу? Но, оказалось, ошибся я: речь бай повел о другом. Вырос ты уже. Сколько ж тебе лет?»
«Семнадцать, бай-ата».
«Смотри, какой молодец! обрадовался бай: чем-то я ему угодил. Молодец, сынок! В семнадцать я уже был отцом. Теперь
и тебя хочу женить. Что скажешь на это?»
Что я мог сказать, привыкший не прекословить баю? Опустил в смущении голову и молчал.
«Я так и знал, что ты согласен! засмеялся бай. Ну теперь иди, занимайся своими делами, а я, когда надо будет, распоряжусь».
Через неделю мулла совершил свадебный обряд; лицо жены моей было скрыто под волосяной сеткой чачваном, и я так и не видел ее, пока мы не остались одни в комнате, выделенной нам баем в своем доме; если бы жена моя вышла из комнаты, я не смог бы отыскать ее среди других женщин.
И вот мы моя жена и я сидим, в разных углах и не знаем, о чем говорить.
Я сказал «жена», но на самом деле это был живой дрожащий комок под цветастым платком ни лица, ни фигуры не разглядеть. Наконец я спросил, от смущения голос мой звучал сердито:
«Как тебя зовут?»
Жена что-то прошептала, я не расслышал и переспросил, подойдя к ней ближе.
«Ортикбуш» Голосок ее звучал нежно, и. я порадовался этому нежно со мной еще никто никогда не говорил» но тут же, сообразив, что именно означает ее имя («ортик» значило «лишнее»), спросил брезгливо:
«Почему так назвали? Что на тебе нарост какой-нибудь?»
Жена задрожала в испуге и склонила голову, что означало «да».
«Покажи», сказал я и легонько толкнул ее в плечо.
Жена выпростала из-под платка руку, и я стал разглядывать: смуглая, на запястье тонкий серебристый браслет, а у мизинца я увидел маленький бугорок нарост величиной с фасоль. Я успокоился.
«Это, да?»
Жена закивала головой.
«А я уж подумал, что у тебя два носа! засмеялся я облегченно и несильно потянул за платок: Сними, посмотрю на тебя».
«Нет, нет!» быстро и испуганно прошептала Ортик- буш и еще туже завернулась в платок, и руку убрала.
«Что ж ты делаешь? удивился я. Боишься? Бояться чужих надо, а я ведь муж твой, Джура меня зовут».
ад я знаю Только вы бросите меня», жалобно ответила Ортик и всхлипнула.
«Ты что, сумасшедшая, да? Почему так думаешь? Й я же не байский сын, чтоб иметь четырех жен»
«Вы не знаете обо мне Бай-ата не сказал вам Он в хадж собирается, и вас с собой берет»
Новость ошеломила меня. В хадж значит в Мекку? Бай-ата собрался поклониться святым местам? Такая поездка могла растянуться на годы, это я понимал. И почему бай иичего не сказал мне, а Ортик знает? Но задумываться над этим я не стал, а решив, что особенного худа от такого путешествия произойти не может, наоборот, это счастье выпало мне посетить святые места, носить потом зеленую чалму и пользоваться уважением и почетом среди людей, начал успокаивать жену:
«Ну и что ж такого? Отправлюсь в хадж с баем-ата, с ним и вернусь, не пропаду. Ты что боишься, что не дождешься меня?»
«Нет. Сколько скажете буду ждать».
«Так чего же плачешь?»
«Привезете из хаджа еще жену».
Я рассмеялся от души.
«Вот это сказала. Ну ты действительно сумасшедшая! Как же возьму вторую, зачем мне, если и тебя не знаю как прокормить!»
От этих слов Ортик успокоилась, перестала всхлипывать и сама подняла платок, открыла лицо. Я ахнул такой она показалась мне красивой. Много ли я видел женских лиц, не закрытых чачваном? Сколько времени прошло с тех пор, считай сам, идет мне сорок первый Многое забыл и лица ее ясно не помню Но голос и глаза будто сейчас она рядом Знаешь, как у овцы, круглые, добрые, доверчивые, только заплаканные
Джура-ака вздохнул и принялся сворачивать самокрутку; потом закурил и долго молчал; я с жадностью ждал, когда он начнет рассказывать, что было дальше.
Всего два дня пробыли мы вместе, два дня и две ночи. А на третий собрала жена моя Ортикбуш свои узелки и отправилась на арбе в кишлак Шагози там выделил нам Аппанбай участок земли с домом. А сам бай в тот же день выехал в Самарканд, и я сопровождал его.