Нам учитель в школе рассказывал, пояснил долговязый. Вон и Клава может подтвердить.
Верно, сказала Белозерова.
Эх, кабы мне грамота! почесывая за ухом, тяжело вздохнул Вьюн. Хоть бы читать научиться!..
Клава взяла его за худые плечи, спросила:
Ты чего?
Да отворачиваясь в сторону, буркнул Вьюн.
Девушки засмеялись. Вьюн неожиданно обратился к ним:
Хотите, расскажу?
Ну, расскажи, протянула Клава, улыбаясь веснушчатым лицом.
Вьюн совсем оживился и поспешно заговорил:
Понимаете, мне давно хочется научиться грамоте. Но никак! Нету такой школы. Помню, я был вот таким хлопчиком. Маманя дали мне пятак и послали до церкви, чтобы я купил себе гостинцев. Я пришел туда и вместо гостинцев купил на лотке у старухи какую-то махонькую книжечку. А домой надо было итить через речку, по кладке. Я дюже боялся ходить по ней. Меня каждый раз кто-нибудь переводил, коли нужно было на ту сторону. А на этот раз ни духа! Один как палец. А итить надо. Думаю себе: «Куда ж книжечку спрятать, чтобы не обронить в воду?». В руке нельзя, нужно за перильца держаться. А кармана у меня не было, маманя не пришили. Взял книжечку под мышку.
И что же? Перешел? спросил долговязый.
Вьюн с досадой почесал затылок, тяжело вздохнул:
Дошел я до середки реки, а волны как оглашенные ! Я расставил руки, схватился за перильца. И тут случилось то, чего я боле всего боялся. Книжечка моя уже плыла по воде. Слезы, знаете, так и навернулись: дюже жаль стало ее! Но что делать? Чему быть, того не миновать. Долго я глядел, как волны угоняли книжечку все дале и дале по реке
А правда, жаль книжку? сказала Клава хлопцам и девчатам.
Знаешь, как потом было обидно! вздохнул Вьюн. Я и до сих пор не могу забыть о ней. Так уж хотелось узнать, что там было написано.
В дверях появился Леонид Градов с полевой сумкой через плечо. Юноши и девушки с шумом обступили его, пропустили к столу.
Привез? спросила Клава.
Леонид улыбнулся и утвердительно помотал головой. Расстегнув сумку, он стал выкладывать на стол комсомольские билеты. Все кинулись к ним, но Клава подняла руку, сказала:
Порядок, девчата и хлопцы, порядок!
Наступила тишина. Вьюн получил билет, выбежал в коридор, осторожно раскрыл книжицу, начал листать.
«Вот она, мелькнуло у него в голове, взамен той, что на реке уронил». Глаза наполнились отчаянием, и он, казалось, готов был расплакаться, прошептал:
Что же тут?..
За окном неторопливой походкой прошел учитель Белошейко. Вьюн стремглав бросился к нему и, встретив на крыльце, нерешительно протянул билет.
Тимофей Изотович, попросил он, прочитайте, что в ней. А то все читают, а я
А ты, значит, неграмотный? Белошейко усмехнулся.
Да я мы, знаете, замялся Вьюн, бедные были, и мне не довелось в школе
Неграмотному, что слепому, сказал Белошейко.
Вьюн, кивая головой, приговаривал:
Так, так.
Белошейко вернул ему билет.
Вот тебе и «так!» Учиться надо.
Вьюн поблагодарил его, сказал:
Знаю. Ежели б такая школа была у нас.
Он положил билет в нагрудный карман рубашки, застегнул и зашел в комнату, где все еще продолжали шуметь комсомольцы, рассматривая новенькие билеты.
А вечером в ячейке Вьюн получил наряд на дежурство и, вооружившись карабином, занял пост у калитки двора ревкома.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
I
Виктор Левицкий верхом на Ратнике возвращался в станицу. Свернув в лес, он поехал тропой, изрябленной солнечными зайчиками, дрожавшими, как тихие волны. На него дохнуло прохладой, и он вполголоса запел:
Ну, чего ты, красавица? откинув назад голову, весело спросил он. Не жахайся . Я не Бова-королевич или песиголовец какой-нибудь. Выходи на дорогу.
Соня робко шагнула вперед. Виктор слез с коня, пустил его на траву и, приблизившись к девушке, окинул ее любопытным взглядом.
Ты чья такая?
Я из пустыни, ответила Соня, едва переводя дыхание. За грибами ходила.
А-а, из пустыни, протянул Виктор. Значит, Христова невеста.
Соня внезапно бросилась бежать, но зацепилась за длинные ежевичные побеги, рассыпала грибы. Виктор с укоризной сказал:
Какая ты дикая. Не бойся, не съем.
Да мне надо скоро, поминутно поглядывая на него и задыхаясь от волнения, невнятно пролепетала Соня.
Виктор глядел ей вслед до тех пор, пока она не скрылась за калиновыми кустами.
«Хорошая дивчина», подумал он про себя, улыбаясь. Сел на Ратника и еще раз оглянулся, но Сони не было видно.
Ехал по тропинке вдоль берега Кубани. Ратник зачуял лошадей, навострил уши. Отклонив ветку с пути, Виктор выехал на поляну. Перед ним, как на ладони, открылась живописная картина уборки хлебов. По янтарному жнивью, покрытому валками скошенной пшеницы, у жнеек , арб, под отдельными деревьями и у кустарников собрались станичники.
Виктор поскакал по дороге и, подъехав к казакам, слез с коня, узнал от станичников о сброшенных над полем советским самолетом листовках, в которых сообщалось о прорыве Красной Армией польского фронта. Он попросил листовку у казака, спорившего с товарищами о событиях на Западном фронте, пробежал ее глазами и, вернув назад, сел на коня и в глубоком раздумье поехал в станицу. На сердце у него становилось все тяжелее и тяжелее, и он воскликнул в душе: