Носит тут провожая его глазами, проворчал Бородуля.
Ничего, стиснув зубы, процедил Андрей. Пановать долго не будет.
«Взять бы да завязать всю эту свору в тугой узел! Но почему-то нельзя. А какой толк от этих гадов? Мешают на каждом шагу!..» Богатеи также со злобой поглядывали на него, платили ему той же монетой. Корягин догадывался, о чем они шептались, повторял мысленно: «Давить, давить надо все это отребье!.. Никому не давать спуску». Резко повернув за калиновый куст, он остановил коня, снял фуражку и крикнул:
Здравствуйте, товарищи!
Бедняки разогнули голые загорелые спины, поздоровались с председателем. Корягин спешился, привязал коня к дереву. К нему подбежал курчавый, шустрый парнишка, потрепал скакуна по крутой шее и произнес восхищенно:
Кристалл Ух и умница ж! Я ездил на нем.
Корягин весело прищурился.
Ездил, говоришь?
Ишо как! Парнишка горделиво откинул голову назад, и его смуглое лицо озарилось улыбкой. Купал в Кубани
Значит, нравится конь? спросил Корягин.
Очень! вздохнул мечтательно юнец и, шмыгнув курносым носом, смущенно взглянул на председателя. Как у вас насчет курева, дядя Петро?
Имеется.
Может, дадите закурить?
А не рановато тебе, хлопец, куревом заниматься?
Нет, я уже давно смолю.
Корягин достал из кармана трубку, набил ее махоркой и передал кисет парнишке.
А бумажки?
И бумагу дам, сказал председатель и, расстегнув полевую сумку, вынул газету. Только ты, товарищ Вьюн, рви краешек, эта газета мне нужна.
Слово «товарищ», обращенное как к равному, приятно пощекотало самолюбие юнца. Широко улыбнувшись, Вьюн оторвал уголок газеты, свернул цигарку и важно задымил махоркой.
А ну, станичники, давайте на перекур! крикнул Корягин, присаживаясь под старым явором.
Из лужи вышли Градовы отец и сын. За ними потянулись остальные.
Корягин положил руку на плечо Вьюна.
Ну, как живешь, Демка?
Неважно, дядя Петро, грустно отозвался юнец. Сирота ж я Хотел было в батраки пойти не вышло.
Это ж почему?
Не берут. Говорят: даром только хлеб буду есть.
Вот как! удивился Корягин.
Да Годов вроде и не мало А ростом не вышел и слабомощный я, худой, захарчеванный. На днях прихожу к Пятнице, а он эдак подергал меня за ремешок и говорит: «Э, хлопец, что же ты такой квелый ? На тебе и штаны не держатся. Мне нужон работник
здоровый, сильный». Я и подался домой.
Сколько ж тебе годов?
Семнадцатый пошел.
А родители где? спросил Корягин.
От тифа померли в Таманской армии при отступлении, ответил Вьюн. В песках астраханских.
А ты где был тогда?
С ними с батьком и матерью, сказал Вьюн. Тоже лежал в тифу, но выдулся. Ой, голодали мы! Зима была шальная, а мы все босые, раздетые Помню, задержался наш обоз в каком-то селе. И вот слышу, кто-то поет:
Я подумал вытерев тылом ладони глаза и шмыгнув носом, продолжал он. И с чего человек веселится? А пел он дюже хорошо Обернулся я на голос да и обмер. Вижу, голый человек на реке, на льду. Стоит и эдак сподниками машет. Пригляделся к нему, а то мой батько. Начал я кликать всех на помощь. Люди набежали к нему. В горячке он был. Увидел нас, упал на спину, головой об лед Задрожал и помер
Иван Градов и сын его Леонид прекратили возиться со своей рыбой, заинтересовались разговором
Вьюн потупил голову, затоптал цигарку и, смахнув рукой слезу, повисшую на реснице, проговорил чуть слышно:
Поховал я его в селе А потом и мать упокоилась по дороге
У тебя был старший брат. Где он? спросил Корягин, взволнованный рассказом Вьюна.
В восемнадцатом Покровский расстрелял, вздохнул парнишка.
Зверюга был этот Покровский! не умолчал Иван Градов.
А вы, дядя Петро, где были в гражданскую? полюбопытствовал Леонид.
Вначале в отряде Кочубея, а потом в XI Красной армии, ответил Корягин и снова обратился к Вьюну: С кем же ты живешь?
Один я, как палец, вздохнул парнишка.
Корягин сел на корчу, задумался На душе тяжелым камнем легло прошлое, представились страшные картины зверств, которые не раз приходилось видеть ему в кубанских станицах после освобождения их от белогвардейцев Он пососал потухшую трубку, выбил из нее пепел. Молчал Слева от него, на бугре, расположились молодицы, девушки и вдова Белозерова с дочерью; справа Леонид с двумя парнями. Вьюн, понурив голову, стоял у явора . Мужчины легли на зеленой траве у тальника.
Тут все больше молодежь, наконец проговорил Корягин, окидывая взглядом собравшихся. Так что разговор о комсомоле будет в самый раз.
Парни и девушки переглянулись, притихли.
Почему бы вам, Леонид, Демка и Клава, не организовать ячейку, а? спросил Корягин. В других станицах и хуторах есть комсомольцы, а у нас до сих пор нет
А я читала в газете, как комсомольцы одного хутора вышли на субботник и мельницу поправили, отозвалась зардевшаяся Клава, и в ее светящихся васильковых глазах блеснула улыбка. Вот бы и нам гуртом взяться
Правильно говоришь! подхватил Корягин и, достав «Красное знамя» из полевой сумки, прочел в ней статью о комсомольском субботнике.