То есть тот младший инспектор, которого ты вчера приводил это как раз твоя попытка установить контакты с ЦГУП? спросила матушка. Не слишком ли низовой уровень для твоих целей?
Хорошо, что я представил его деду как младшего инспектора, с повышением в звании. Представляю, как матушка сморщила бы нос, знай она, что Пастухов только помощник.
Не совсем, сказал я. Мы просто вместе наткнулись на одно дело О нем знаем пока только мы и
Тут меня осенило: сова, которая выдала нам вчера полезные сведения! У меня не было времени навести о ней справки, но матушка может знать!
Матушка, вкрадчиво спросил я, а не знакома ли тебе генмод-филин по имени Елена Филина? Работает в Ратуше.
В Ратуше? матушка, кажется, растерялась. Насколько я знаю, в Магистрате вообще нет на работе ни одного филина! В Городском собрании есть две совы, а вот в Магистрате Но фамилия «Филин» для филина это, по-моему, как-то чересчур даже для тех видовых шовинистов, которые назначали генмодам фамилии в годы массовой эмиграции!
Хорошо, как фамилии тех двоих?
Длинноног и Мышелов, фыркнула матушка.
Почему «Длинноног»? не понял я.
Мне казалось, что если уж давать филину или сове говорящую фамилию, какую носят почти все генмоды, то логичнее выбрать что-нибудь вроде «Ширококрыл». Или «Кисточкоух».
А ты видел когда-нибудь ноги совы? вопросом на вопрос ответила матушка. Редкостное отсутствие изящества!
От дальнейшего разговора нас отвлек Александр, который заглянул в гостиную и сказал, что дед желает меня видеть. Ну наконец-то я узнаю, правильно ли мы с Пастуховым залезли в эту кашу и было ли вообще во что залезать!
Дед был сердит.
Нет, не так: дед рвал и метал. Он расхаживал туда-сюда по своему монументальному столу, хлеща себя по бокам хвостом. Иногда перепрыгивал на подоконник, где отдавал должное массивной когтеточке.
При этом он не переставая восклицал:
Скоты! Животные! Я-то жизнь положил думал, уж могли бы со мной посоветоваться! А они!
Не знай я обыкновение деда, я мог бы удивиться, зачем он позвал меня сюда, когда еще не был готов спокойно разговаривать. Но я знал за Мурчаловым-старшим привычку к некоторой театральности. Как и матушка, дед обладал взрывным темпераментом и, сознательно или бессознательно, чувствовал, что этот темперамент пропадает втуне, если некому наблюдать его вспышку.
Правда, решил я, сегодня дед ярился гораздо сильнее, чем обычно. В его гневе было гораздо меньше упоения процессом гневления и гораздо больше собственно обиды. Это настораживало.
Даже кабинет его выглядел иначе, чем я привык: на стене появилась шикарная карта города с наложенными на нее
с помощью тонкой бечевы линиями. Проследив их взглядом (для этого мне пришлось подойти ближе, но, к счастью, карта предусмотрительно висела над дедовым комодом для мелочей), я обнаружил, что это не что иное, как схема тех же пневматических тоннелей. Только выглядела она все же немного иначе, чем я привык.
Дождавшись, когда эмоции деда немного выдохнутся, подобно открытому шампанскому, я спросил, почему так.
А, заметил, внучек! воскликнул дед. Да все потому, что они построили лишние линии! Профсоюзы скинулись и построили! Вот тут, например, этой станции возле порта раньше не было! И у почтамта!
Порт, почтамт пробормотал я. Телеграф
И посмотрел на деда.
Тот ответил мне таким же пристальным взглядом.
Похоже, наши профсоюзы генмодов готовят государственный переворот, желчно ответил дед. И самое обидное, что они даже не подумали проконсультироваться со мной! Как будто полвека в политике этого города ничего не значат!
«М-да, подумал я чуть ли не в полуобморочном состоянии, выбрал же громкое дело на свою голову»
Не то чтобы я думал, что эти обстоятельства дела нуждаются в обсуждении в способности ЦГУП поймать мошенника, подделывающего картины, я не сомневаюсь. Просто мне хотелось воспользоваться случаем и отправить Прохора в какое-нибудь агентство, нанять Анне горничную. Невозможно же оставлять подопечную, пусть и бывшую, сидеть в таком безобразии!
Однако, когда мы явились к Анне домой, оказалось, что моя помощь здесь уже не требуется.
Не скажу, что квартира сияла чистотой обшарпанные полы и староватую мебель трудно привести в порядок за несколько часов. Однако из коридора исчезли непонятные коробки и корзины, вещи были сложены, с кровати Анны в спальне пропали книги и альбомы, сама кровать оказалась заправлена. В мастерской мало что изменилось: как я уже говорил, тамошний беспорядок показался мне скорее рабочим, и тот, кто наводил чистоту, не рискнул многое тревожить. Правда, с пола пропали обрывки перепачканных в краске бумаг и тряпок, которыми Анна, видимо, вытирала кисти.
Из кухни же пахло готовящимся мясом невообразимо аппетитно даже для меня с моим разборчивым вкусом.
Ну вот, расстроенно проговорила Анна, сердито стаскивая шляпку в коридоре. Опять он!
Кто он? спросил я, хотя уже догадывался.
Знаете что, хозяин, проговорил Прохор, скажу-ка я до табачной лавки, тут недалеко. Если не возражаете.
Я не возражал. Прохор рассудил верно: если нас сейчас ждет семейная сцена, то чем меньше свидетелей, тем лучше.