Владимир Ильин СЕТЬ ДЛЯ ИГРУШЕК
Часть 1. Контролер
Глава 1
Захлопнув путеводитель, я зеваю во весь рот и гляжу в окно вагона.
Магнитоэкспресс приближается к населенному пункту, усиленно восхваляемому путеводителем, со скоростью триста двадцать пять миль в час. Пейзаж за окном однообразен: лес, обступивший трассу с обеих сторон, безоблачное небо и яркое солнце. Надо было все-таки мне лететь самолетом, хотя, как это ни странно, в самом Интервиле-Международном аэропорт отсутствует, так что тем, кто избирает воздушный вариант прибытия в город, потом приходится тратить полдня на то, чтобы добраться туда наземным транспортом. Неизвестно, какими именно соображениями руководствовались мои шефы, отправляя меня в Интервиль по железной дороге, возможно, не последнюю роль сыграло стремление сэкономить финансовые средства, которые, по мнению шефов, и так слишком часто швыряются на ветер отдельными сотрудниками. У меня на этот счет имелось свое мнение, но народная мудрость гласит, что с начальством, как и с малыми детьми, спорить не стоит
Я специально выбрал одноместное купе, чтобы посвятить время поездки углубленному изучению последних веяний в области криминологии. Хотя познания мои в этой науке гораздо шире, чем, скажем, в астрофизике, однако, если в ближайшее время собираешься выдавать себя за ученого, не мешает освежить свои познания с помощью конспекта, специально подготовленного для меня в Центре. К концу поездки я невольно прихожу к выводу о том, что криминология, как и астрология, основывается на довольно-таки извращенной интерпретации всем известных фактов. Чего стоят, к примеру, такие постулаты некоторых криминологов относительно личности убийцы, как: «Типичный убийца всегда пьян»?! Или: «Насилие представляется преступнику некоей очищающей силой, которая освобождает его от комплекса неполноценности, от отчаяния и от бездеятельности». Как практик я решительно не согласен с подобными утверждениями. Те убийцы, с которыми мне приходилось иметь дело за двадцать лет оперативной работы, как правило, не были пьяницами и уж ни в коем случае не забивали себе башку апологетикой насилия как очищающей силы. В крайнем случае, они могли бы согласиться, что путем насилия действительно можно кое-что очистить, но не свою душу, а, например, кошелек или квартиру ближнего
Над головой звучит мелодичный сигнал, и приятный женский голос объявляет: «Уважаемые дамы и господа, до прибытия в Интервиль осталось пятнадцать минут. Просим вас не забывать в вагоне свои вещи».
По отношению ко мне эта просьба звучит нелепо, так как я не обременен излишком багажа. Я закрываю свой комп-нот, сую его в «дипломат», где покоятся мои скудные пожитки, и начинаю облачаться в одеяние, которое более всего подобает путешествующим криминологам, изо всех сил пытающихся сойти за обыкновенных туристов, чтобы в ходе странствия по городам и весям набрать побольше материала для очередной научной статьи, а если повезет то и для целой монографии. Поэтому одежда моя заключается в живописных шортах до колен, черной майке навыпуск с невнятной эмблемой на груди и кепке с длинным козырьком.
Не дожидаясь напоминания женского голоса о том, что дальше Интервиля поезд не идет, я выбираюсь из купе
и следую к выходу. Состав мягко снижает скорость и вкатывается под высокие стеклянные своды вокзала. К двери вагона подают длинную кишку эскалаторного перехода, который доставляет пассажиров в зал таможенного досмотра. Как всякий уважающий себя вольный город, не входящий в состав каких-либо государств, Интервиль имеет склонность к подобным формальным процедурам, создающим у его гостей впечатление, что они прибыли в другую страну.
Когда приходит моя очередь предстать перед бдительным взором таможенного инспектора, я абсолютно спокоен, потому что не везу ничего запретного. Никакого оружия, никаких наркотиков, никаких краденых бриллиантов и тайно вывезенных золотых слитков. Вероятно, этим я обманываю ожидания человека по ту сторону барьера, потому что он трижды просвечивает мой потертый «дипломат» разными устройствами, чуть ли не инфракрасным взглядом изучает мои почти подлинные документы и только тогда со вздохом разочарования разрешает мне следовать восвояси.
До полудня еще далеко, но уже сейчас город плавится от жары, и даже близость моря не спасает от зноя. Все вокруг нестерпимо блестит, потому что куда ни посмотришь сплошное стекло и хромированные поверхности. Город еще молод, и, как всякой молодежи, ему присуще стремление ослепить своим видом при первом же знакомстве.
Привокзальная площадь кишит народом. Встречающие и провожащие. Отъезжающие и прибывающие. Дальние и близкие родственники. Знакомые и незнакомые. Ближние и дальние И все они обнимаются друг с другом с таким пылом, будто наступил день всеобщего братания. У меня возникает невольное опасение, что вот-вот и меня сейчас кто-нибудь хлопнет размашисто по плечу и с возгласом: «Ба, Адриан, сколько лет, сколько зим!» заключит меня в свои потные объятия. Однако опасения мои оказываются напрасными, и я благополучно преодолеваю несколько десятков метров, которые отделяют меня от ближайшей стоянки такси.