Мы там не останавливаемся, потому что графини Редон небогаты.
Катишка, которая успела увериться, что ответа не получит, поглядела на меня непонимающе, а потом искренне возмутилась:
Вовсе у нас не бедное графство, не в обиду вам будь сказано, сьёретта! Я-то раньше тоже думала, мы скромно живем, а в других местах дороги золотом мостят. Только вот выходит, что у нас их хоть как-то мостят, а вокруг-то и вовсе нет!
Я и не говорю, что Редон бедное графство, я говорю, что мы с тетушкой небогаты. терпеливо пояснила я. Не бедны, а именно небогаты. Даже по меркам Редона, а мы едем в столицу, где наше и без того небольшое состояние превратится вовсе в ничто. На том постоялом дворе остановились сьёретты побогаче.
И еще дурочки, которые изо всех сил делают вид, что богаты.
Завтра утром они выедут, к вечеру доберутся до столицы Уставшими, запыленными, растрепанными и пахнущими дорожным пóтом
Катишка пренебрежительно скривилась, представив себе благородных сьёретт, выглядящих совсем не благородно.
И снимут комнаты в столичных постоялых дворах, чтобы утром прибыть во дворец в свежих платьях, отдохнувшие, чистенькие и нарядные. обронила я и полюбовалась, как у моей горничной вытянулось лицо. И закончила. Эта ночь будет им стоить целое состояние.
Ну не дураки же столичные трактирщики, чтоб не взвинтить цены, если уж представился случай. Съезжающимися в столицу провинциальными красавицами будет занято всё трактиры, комнаты в наем и пансионы, а по ночным улицам станут метаться горничные и охранники в поисках жилья для тех, кому комнат не досталось. И эта одна-единственная ночь пробьет брешь в денежном содержании даже состоятельных сьёретт, а уж тех, кто лишь пытаются казаться таковыми, попросту уничтожит.
А мы как же? подождав, не добавлю ли я еще чего, спросила Катишка.
Проедем еще два часа. я невольно поерзала, осознавая, что эти два часа превратятся в форменную пытку. И заночуем в городке неподалеку от столицы. Утром ты приведешь меня в порядок, мы выедем рано, очень рано, зато к середине дня окажемся в столице и сможем отправляться прямиком во дворец.
Но всё равно же придется несколько часов ехать! покачала головой Катишка.
А это уже от тебя зависит одеть меня так, чтоб после часов в карете я пристойно выглядела.
Катишка задумалась, явно прикидывая как ей этого добиться в глазах ее отражались комбинации из платьев, туфелек, шляпок и дорожного плаща. Наконец, что-то для себя а скорее для меня решив, она кивнула и снова задумалась:
Это ведь нам весь отбор придется эдак крутиться?
Придется. со вздохом согласилась я.
Ничего, ваша милость! Выкрутимся! на лице Катишки отразилась решимость идущего в атаку солдата. Она поерзала, пытаясь умоститься на жестком сидении, и приготовилась терпеть.
Глава 6. Вовкуны разбойники
Оно, конечно, благородной сьёретте и не положено, да только кто тут увидит? моя горничная звучно шмякнула ладошкой по стеклу. Содержимое лампы начало разгораться, а я торопливо отвела
глаза, разглядывая побежавший по стенам кареты хоровод теней. Окна кареты казались угольно-черными заплатками. Я отогнула шторку, всматриваясь в тянущийся вдоль дороги плотный строй деревьев. Во мраке леса время от времени угрожающе поблескивали парные огоньки, а иногда мелькали светлые, будто призрачные, силуэты.
Над ухом у меня сосредоточенно засопели:
Ваша милость, а что там такое светится? подрагивающим голосом спросила Катишка.
А то самое, что в лампе. сквозь зубы процедила я. Только пока бегает.
Экие неприличности вы говорите, сьёретта. Катрин с опаской покосилась на лампу, потом за окно. Неужто вовкуны?
«А может, и ледяные шакалы.» подумала я. Эти твари только сильную жару не выносят, а осенью, особенно после дождей, вполне могут проснуться. Голодными.
Местные сьеры, что ли, не охотятся, ежели вовкуны прям вдоль дороги шастают, непотребствами своими светят даже и без лампы? возмутилась Катишка.
Я не ответила для меня, и наверняка для Хэмиша здешние безобразия тоже стали сюрпризом. План добраться до ночлега в темноте не предполагал, что компанию нам составят все хищники здешних лесов. Да что ж столичные, и впрямь зимой не охотятся, раз твари так расплодились?
Может, туточки и разбойники проезжих на дорогах останавливают? продолжала возмущаться Катишка.
Тихо! шикнула я. То ли из-за слов Катиш, то ли и вправду, мне вдруг послышался настигающий карету слаженный топот слишком многочисленный, чтобы принадлежать нашему невеликому эскорту из двух стражников.
Я вслушалась, ту же поняв, что безнадежно: стучали колеса, скрипели рессоры, погромыхивали привязанные на задах кареты сундуки. Если и был топот, наверняка кто-то из нашего сопровождения отстал, а теперь нагоняет. А мне в жутковатой тьме чудилось, что за нами несется многочисленная погоня.
Показалось. окончательно уверилась я и успокаивающе кивнула Катишке.
Позади кареты глухо хлопнул выстрел и донесся отдаленный крик.
Кучер истошно заорал, судорожно защелкал хлыст, взревели скакуны и карета рванула вперед!
Катиш вдавило в стенку, а меня швырнуло на нее сверху. Горничная подо мной сдавленно пискнула. Я отчаянно забарахталась, пытаясь подняться, и кажется, заехала Катишке локтем в грудь она судорожно открыла рот, пытаясь втянуть воздух. Карета ухнула колесом в колдобину, нас перекатило от стенки к стенке теперь я лежала на боковой дверце, а Катиш навалилась на меня сверху. Меня прижало щекой к окну. Темный силуэт всадника вырвался из мрака. Сначала из темноты выступила голова скакуна с торчащими дыбом иголками гребня, потом вытянутая в усилии скачки чешуйчатая шея, потом стал виден весь скакун с припавшим к шее всадником.