«Горе, горе, горе» скорбно выл моряк, семьсот лет ходивший под парусом «Красавца».
Ворчливый Бернард, которого было весело подначивать. Всегда по-глупому улыбающийся Бриан сколько партий мы с ним сыграли в «Некромантов и драконов».
И моя суровая сестрица, отчаянно скрывающая влюбленность в капитана
Они были моей семьей.
Я выхватил кинжал и вонзил его в землю. И еще раз. И еще. Почва была сухой и твердой, совсем не поддающейся. С шестым ударом кинжал наткнулся на камень и жалобно заскрежетал.
Бернард хотел бы остаться в земле. Он любил воду, уважал капитана, был хорошим корабельным мастером. Но пуще всего мой бормочущий друг мечтал о жилище из крепкого дерева, о саде, что разобьет собственными руками.
О земле, которая станет домом.
Редко, лишь украдкой мастер говорил мне об этом на кратковременных стоянках. «После, всегда бормотал Бернард. Только подсобим маленько капитану, а после»
Когда кинжал разрыхлил землю, я отбросил его и принялся копать, долго, упорно, срывая
ногти. Затем вновь взялся за клинок. И так, пока яма не стала велика настолько, чтобы я мог улечься в нее и свободно шевелить руками, улечься и еще одного уложить.
Я его и уложил.
А затем присыпал землей да камнями. Огонь горел, всю ночь освещая мои руки, под утро пропитавшиеся сухостью Сожженных земель. Я смочил их своими слезами, лившимися и лившимися
На плечи легла скорбь, прижимая меня к камням могилы. Грубым, обтесанным ветром и временем. Да примет Ваи в свои объятия Бернарда
Пришел рассвет, и я встал. Не раздеваясь, доплыл до края скалы, на которой горел маяк. Неторопливо вскарабкался по лестнице, оставив дорожку мокрых следов. Подошел к возвышавшемуся в человеческий рост кусту и надломил стебель, на котором распустился навстречу солнцу пронзительно синий бутон. Синий, как глаза Бриана. Из стебля потек алый, густой, словно кровь, сок. Ветер вырвал цветок из моих пальцев, и я проводил его взглядом.
Затем взял на руки легкое тело сестры и подошел к краю вздымающегося над морем утеса. Ее лица уже коснулась тень смерти без воды оно иссохло и потрескалось, как маска. Я шепнул слова молитвы, призывая богодракона отвести ее в цикл.
И бросил в море.
Воды сомкнулись
Я постоял, приглаживая взглядом лениво плещущиеся волны. И внезапно поразился тому, насколько четко они вырисовываются там, далеко внизу.
Посмотрел на небо. Чистое, голубое небо, которого, по преданию, жители Сожженных земель не видели вот уже тысячу лет. Только капитан Рейн мог развеять этот пепел, эту тьму, укрывавшую отверженных существ. Только он!..
Надежда затеплилась во мне и сразу погасла. Кто бы из дитто черного дракона ни снял темную завесу, ему бы понадобился не один и даже не десять драконов, да еще полный источник. А капитан Рейн лишился большинства своих зверей и был истощен.
Кто?..
Костераль выполнил обещание, тихо ответил Наставник. Он уже некоторое время наблюдал за мной, не вмешиваясь в обряд.
Какое?
Оба близнеца в Таррвании.
Будто вторя его словам, ветер пронзительно завыл, отбросил мокрые пряди с моего лба. Но огонь Наставника горел ровно и спокойно.
Он обманул капитана. Обманул императора и императрицу, медленно проговорил я, отпуская гнев на волю. Из-за него погибли драконы и Джен! Даже Бернард!.. Я сорвался на крик, потому что все еще помнил вспухшее тело с проломленным, смятым черепом. Не успел! Опоздал! Но тут же пришла и другая мысль: мог ли я вообще его спасти с такой раной? Вся команда погибла из-за одного предательства! Гребаного предательства гребаного Костераля! Чего же он хочет?!
Наставник усмехнулся и покачал головой. Огонь качнулся вслед за ней, сменив цвет с синего на фиолетовый.
Это уже третий вопрос, медленно произнес старик. Но я отвечу тебе. Поверишь ли ты, если я скажу, что он всегда мечтал о мире и справедливости? И этот поступок лишь одна ступенька, крохотный шаг к истинному освобождению Таррвании.
Я сцепил руки и честно ответил:
Нет. Я не верю вам, Наставник, и не верю ублюдку Костералю. Глаза древнего создания по очереди прокрутились, заставив меня дернуться и вспомнить, с кем говорю. Но я твердо продолжил: Мне придется доложить королю Арридтского моря об открытом портале и вероломстве императора. Да морской народ уже и так за эти три дня обнаружил мертвых драконов и затонувший корабль Я горестно посмотрел на ясное небо, на тепло улыбающееся солнце. Соглашению конец. Как и дружбе с сухопутными. Вот чего добился бастард.
Они пели о мертвых людях и предательстве! подпела Хаси. В ее голосе скользнули злые нотки.
О том меренайте, что упустил предателя, убившего нашу любимую сестру! прошипела Астер, воздев трезубец.
Ее шипение подхватила Хаси. Их спинные гребни поднялись в возбуждении. От меренайтов исходили волны угрозы и гнева. Я сохранял невозмутимость.
Сразу, как я спрыгнул в море и опустился на глубину, недоступную сухопутным, меня взяли под стражу и повели во дворец отца.
Мы проплыли мимо подводного города, возле которого неусыпно бдили два дракона. Внутри полусферы тускло мерцали огни. Мы проплыли сквозь коралловые поля, взметнув косяк ярко-синих рыб. Плыли и плыли, пока не достигли нефритового дворца, величественно укоренившегося на дне морском, словно огромный краб над сокровищами.