За пояс у статуэтки была вложена дудочка. Я не заметила её раньше, когда выбирала своё дневное отражение, а теперь видела ясно. Наверное, это был Сказитель; тот самый, которого в классике изображают седобородым старцем с лежащей на коленях цитрой.
Я и Сказитель? Ерунда. Но фигурка была восхитительная, и я переставила её бережно на полку, пробежалась пальцами по перьям птицы, коснулась легонько невесомых веток цветущего вишнёвого дерева. Что-то во мне смеялось, и смех становился искрами и лепестками.
А с Ёши мы толком не разговаривали до самой субботы.
Амрис Нгье был мечтатель: вот главное, что знает о нём каждый колдун. Он хотел, говорят, построить новый прекрасный мир, в котором найдётся место и двоедушникам, и колдунам, и детям
луны; он видел чарующее будущее, в котором все наши различия оставались в прошлом, а важным было лишь то, что между нами общего.
По правде говоря, почти всё, что мы знаем об Амрисе слухи и легенды, рассказанные полушёпотом; а действительно важных вещей о нём никто и не знает толком.
Колдовские летописи не сохранили не только его даты рождения и происхождения, но даже имени Рода: ни на одном из островов как будто бы никогда не слышали о семействе Нгье, а сам Амрис появился откуда-то из пустоты, когда нанял в порту острова Мкубва корабль, пообещав морякам заплатить вдесятеро за плавание на материк.
В те года между двоедушниками и колдунами не было практически никаких отношений: только самые северные из Родов, Бишиги и Вилль, делили с мохнатыми море, да и те общались с волчьими послами, не покидая палубы. В Кланах рассказывали про нас дурные, глупые сказки, а среди колдунов находились те, кто верили, будто «оборотники» воют на луну и теряют разум, превращаясь в зверя. И, конечно, когда странный Амрис Нгье сошёл на берег материка, о нём судачили и болтали, а потом забыли, рассудив, что где-то там он и сгинул.
Но он не сгинул. Он купил треугольник земель от шестнадцатого колена Змеицы до рубежного поста на западе и Одинокой скалы на востоке, и там, среди меандров реки, холмов и заболоченных полей, в стороне от всех трасс и удалении от будущей железной дороги, построил свой Университет, который тогда ещё назывался частной старшей школой.
Первые годы это был один унылый корпус учебного здания и что-то вроде мрачной, возведённой наспех деревни, преподавали там только языкознание, а среди учеников была всё больше целеустремлённая беднота, у которой не было шанса попасть в более престижное заведение. Амрис преподавал сам и нанял лектрису из лунных, а на следующий год старого филина-заклинателя; слухи о школе прокатились по миру, и среди учеников появились сперва лунные, а затем и отчаявшиеся от островной жизни колдуны.
Школа росла и росла, пока не стала Университетом, сейчас уже третьим из всех по величине и престижу. Благодаря Амрису Нгье колдуны стали бывать на материке, а на острове Вилль даже появилось с годами посольство двоедушников.
Сам Амрис, говорят, кончил плохо: его идеи о единстве народов назвали чернокнижием, а самого его убили. Но дело его живёт, а выросший вокруг университета Огиц стал для многих из нас новым домом.
Из уважения к памяти Амриса и его вкладу все Старшие, постоянно проживающие в городе, и некоторые другие колдуны читают в университете маленькие спецкурсы по близким себе дисциплинам. Мастер Тибор Зене изучал со студентами классический эпос, мастер Серхо Иппотис читал искусство транзактного анализа движения небесных тел, а я вела практикумы у двух небольших групп, на которых мы пытались разобраться в материалах и конструкциях. С архитекторами мы сравнивали мосты со скелетами горгулий, а с инженерами моделировали согласованное движение конечностей. Придумывали они, а плела чары я, потому что без дара Рода Бишигов они, конечно, не могли бы подчинить материю.
Я увлечённо разбирала с ребятами, почему же всё-таки нашу модель лошади из картонных трубок и пластилина заваливает на бок и корёжит, и не сразу поняла: щекочущее ощущение в лопатках это потому, что за мной наблюдают.
Сперва, конечно, подумала о плохом: напряглась, кинула импульс чар сопровождающим меня сегодня Птичкам; потом развернула немного корпус и незаметно поддёрнула рукава, чтобы увидеть в подточенном ритуальном зеркале в запястье мелкое отражение.
И с удивлением узнала в наблюдателе Ёши.
Он был в коридоре и смотрел на меня через стекло кабинетной двери. Сидел на подоконнике с ногами, в привычном ворохе гладких тканей; на коленях что-то вроде блокнота, над которым быстро-быстро порхал карандаш.
Он уже рисовал меня раньше, и по плечам пробежала непонятная дрожь. В этом было что-то странно-волнующее: продолжать работать и делать вид, будто я занята делом зная, что кто-то смотрит на меня, отслеживает каждое движение и превращает их в линии рисунка.
Давайте посмотрим, как смещается центр тяжести нашей конструкции в движении
Как я выгляжу сейчас если смотреть со стороны? Я старалась держать спину ровно, но быстро забывалась, увлечённая четырёхногой картонкой. Проверяя расчёты студента, я не сразу заметила, что по привычке грызу карандаш; вот я потянулась наверх за сборником таблиц, рубашка под кольчугой вздёрнулась, на несколько секунд открыв поясницу.