А что делать с картиной? спросил тот, кого назвали Петером. Через двери не пролезает. Придется вырезать из рамы.
Стулья оставьте и картину тоже.
Но нам велели
На мою ответственность. Если я вам больше не нужен, Клаттербом повернулся к Дейли, разрешите уйти Ло, вот вам адрес.
Ваш?
Нет, ваш. Магнус велел мне вчера подыскать для вас квартиру.
Так он знал, что старая хозяйка отказала мне?
Он все знал. Клаттербом улыбнулся. Ло, нотариус передал вам дневник Магнуса?
Какой дневник? удивилась Ловиза.
Этот? спросил Дейли, подавая ей оставленный Клайном пакет.
Да! подтвердил Клаттербом. Он при мне запечатывал его. Я вчера сам отнес его к нотариусу с поручением передать Ловизе, если с ним что-нибудь случиться.
Разве нотариус оставил мне? Ловиза вздрогнула.
Вам! подтвердил Дейли.
Я ничего не слышала!
Вы были почти невменяемы.
Разве? Напоминание подействовало как условный рефлекс. Выплаканные до дна, сухие, горящие, полубезумные глаза, как в тот миг, когда она рвала
завещание. Ловиза даже не заметила, как Клаттербом, уходя, неслышно прикрыл за собой дверь. Вы говорили про какое-то стихотворение Гёте? Внезапно спросила она, очнувшись от забытья.
Так вот ведь оно! «Ночная песнь странника», напечатано в газете, которую вы только что читали, засмеялся Фредди.
Я не видела, что читаю, смутившись, призналась Ловиза. Это, в черной рамке? Она прочла вслух:
Нет, заверила его Ловиза. Шпрингеровские газеты можно обвинить в любых фальсификациях, но по крайней мере великого национального поэта они цитируют правильно.
Но в оставленном Мэнкупом предсмертном послании эта строчка звучит, насколько помню, иначе, не унимался Дейли. Енсен, давайте посмотрим!
Вы правы. Енсен уже вытащил из портфеля папку с вещественными доказательствами. Поверх остальных бумаг лежала страничка, которую вынули из пишущей машинки Мэнкупа.
Ну вот! торжествующе воскликнул Дейли, тыча пальцем в третью строчку.
В чем дело? спросил Мун, которому передалось волнение Дейли. Не знакомый с немецким языком, он знал стихотворение только по английскому переводу, который Енсен, обнаружив листок, процитировал тогда же специально для Муна.
Правильный текст гласит: «В лесу замолкают птицы», объяснил Дейли. А Мэнкуп почему-то допустил непонятную для такого эрудита ошибку. Видите, у него это место звучит совсем иначе: «В роще замолкли птицы». Не «в лесу», а «в роще»! Енсен, неужели вы сами не заметили? Тут что-то не так.
Признаюсь, я сразу же обратил на это внимание, Енсен виновато покачал головой, но не придал опечатке особого значения. Во-первых, я тогда еще не знал, что Гёте любимый автор Мэнкупа.
А потом, когда узнали? с некоторым укором спросил Дейли.
Потом позабылось К тому же, сперва удивившись ошибке, я тут же нашел правдоподобное объяснение Подумал, что за минуту до смерти, когда перед тобой проходит вся жизнь Мало ли кто может в такую минуту перепутать слова
Только не Магнус! Ловиза покачала головой. Покажите! Она долго смотрела на пять машинописных строчек, потом изумленно прочла третью: «В роще замолкли птицы» Не мог Магнус этого написать! Это писал не он!
Постойте! Да постойте же! Мун, как ошалелый, кинулся к грузчику, который выносил пишущую машинку. Потом выхватил чистую страницу из валявшегося на полу выдвижного ящика и, пристроив машинку на коленях, быстро отстукал несколько бессвязных слов. Вот, посмотрите! Он сравнил оба листка.
Дейли взглянул и так и ахнул. Заложенная в пишущую машинку лента находилась уже в долгом употреблении. Отпечатанные Муном буквы были почти серыми. А строчки на листке, сочтенные прощальным письмом Мэнкупа, четкие, жирные, черные, какие оставляет только почти новая лента.
Мало того. На машинке Мэнкупа сцеплялись буквы «д» и «е». Текст же, приобщенный к вещественным доказательствам, был лишен этого дефекта.
То-то проклятое стихотворение не давало мне покоя! Даже во сне! Мун вспомнил свои ночные кошмары.
Разве я не говорил, что Мэнкупа убили! Фредди бросился к телефону.
Но кто? тихо спросила Ловиза.
Человек, который плохо знал Гёте, но зато прекрасно знал про детективную игру. За такое идеальное алиби любой убийца отдал бы полжизни. А конкретнее один из вас четверых.
Вы меня тоже подозреваете? Ловиза окинула беспомощным взглядом пустую комнату. Не было уже ни рабочего стола, ни рабочего кресла, не было склонившейся над столом фигуры, к которой она все время мысленно обращалась за поддержкой.
Глупости! отмахнулся Мун. Если Гамбургский оракул, который знал все и предвидел все, считал вас настоящим другом, то мне остается лишь повторить его слова: «Возможно, она стоит всех нас, вместе взятых» К черту сентиментальности! Пора приниматься за работу, пока урожденная фон Винцельбах еще не выгнала нас отсюда.
Но ведь Магнус действительно помышлял о самоубийстве?
Ловиза растерялась.
Две недели тому назад, когда придумывал игру. Но я убежден, что со вчерашнего дня многое изменилось. У меня есть предположение, что и нотариуса он вызывал вчера ночью, чтобы в вашем присутствии уничтожить документ, который давал бы убийце возможность выйти сухим из воды.