«Порядок» это тысяча ответов. И я знаю, Ленка поймет меня. Порядок я живу хорошо, я не ранен, сыт и тепло одет... Порядок мы остановили немцев. А если пойдут в наступление, опять остановим. И погоним назад, обязательно погоним... Порядок мы победим. Мы же все равно победим, чего бы это ни стоило. Я не знаю, когда кончится война, но я твердо знаю: она кончится нашей победой. Порядок это мы обязательно возьмем Цветкова, или кто он там...
...Девушка в окошке дает мне сдачу и квитанцию. Я прячу квитанцию в карман гимнастерки. Зачем? Наверное, без нее через два дня я и сам не поверю, что говорил с Ленкой...
Сначала ум, потом смелость
Когда мы садились в поезд, было темно. И темно было, когда капитан тряхнул меня за плечо. Каких-нибудь два-три часа...
Мы выбрались из теплушки и пошли в сторону от железной дороги. Сперва по короткой улочке, потом мимо голых зимних садов, потом по открытой степи, по едва различимой дороге, по перешейкам между огромными лужами, которые в темноте казались бездонными, ступи и с головой уйдешь в холодную воду, в размытую глину, в чавкающую глубину.
Когда над степью стало всходить солнце, мы увидели впереди большое село.
Я, остановившись, вглядывался в мешанину улочек, переулочков и тупичков. Хатки, хатки несколько сот дворов. Отчетливо видны кирпичные стены полуразрушенной школы. А вон там, должно быть, здание МТС. Оно тоже в развалинах. Но служебные пристройки целы.
Где же тут искать капитана Цветкова? Его знают, конечно, в любой хате. Но время сейчас военное, и в такую рань нам, незнакомым, никто не откроет, сколько ни стучи, пожалуй, еще изнутри подопрут колом. Да и не в наших интересах преждевременно возбуждать любопытство.
По безлюдной улице мы двинулись к МТС. От разбитой стены мастерской навстречу нам заковылял сторож, упрятанный в бараний тулуп, дед того возраста, когда, как острит Клименко, самое время хлопотать о визе в рай. Мы поздоровались. Дед тоже поздоровался, зевнул и помянул господа. Охотничья двустволка у него за плечами непочтительно глядела в небеса.
Через пять минут я знал все, что нужно. Агроном? Цветков-то? Живет, а как же... Вон в том самом доме и живет. Где ставни синие, там бухгалтер квартирует, а где на проулок окна там Цветков... Дома ли? А где же ему быть? Вчерась дома был, в отъезд не собирался...
Ну, что ж, спасибо, дедушка!
Задами подошли мы к дому, стали между сараями. Дальше что?
Постучать? Могут не открыть. Ломать дверь? Это не так-то легко. К тому же он может отстреливаться. Или просто выпрыгнуть в окно.
На всякий случай я подобрался к стене дома. К окну не подошел: ставни были открыты, а из комнаты улица видна гораздо лучше, чем с улицы комната.
Конечно, стоять на виду у стены было глупо. Но мне показалось, что в доме кто-то говорит. Я прислушался сплошное шипение. Потом что-то щелкнуло, и послышалась музыка. Обыкновенный приемник!
Приемник? А может, это и использовать?
Мы с Филенко подвинулись чуть правее: отсюда была видна и дверь дома и окно с раскрытыми ставнями. Потом стали ждать.
Через полчаса, а может, минут через сорок за дверью полязгали засовы, позвякали крючки, и на крыльцо вышел тощий человечек в шубе, накинутой прямо на белье. Он с сомнением поглядел на небо, иронически хмыкнул и вприскочку направился в угол двора.
Скользнув вдоль сараев, я бросился в дом. Филенко остался снаружи.
Сени. Две двери. Левая это к бухгалтеру. Прямо... На всякий случай я тронул дверь... Она открылась
прежде, чем я успел сообразить, хорошо это или плохо.
Нет, не такой представлял я себе встречу с преступником!
Спиной ко мне перед зеркалом стоял человек и брился. Был он в бриджах, нижней рубашке и мирных шлепанцах на босу ногу. Гимнастерка с портупеей висели на спинке стула.
Рядом, на кровати, лежала женщина, молодая и довольно красивая, должно быть, та самая Надя... Увидев меня, она не слишком быстро и не слишком медленно потянула одеяло на грудь.
Извините, пожалуйста. Дурацкая фраза вырвалась у меня прежде, чем я успел прикусить язык.
Цветков не спеша повернул голову и спросил:
Это еще что?
Я глянул в угол на полированный ящик немецкого приемника и довольно угрюмо пробормотал:
Предъявите свои документы на право пользования радиоприемником в военное время.
Цветков с полминуты поглядел на меня и спокойно сказал:
Давно служишь?
Что?..
Служишь давно?
Мой голос звучал растерянно, его пренебрежительно.
Два месяца служу.
В комендатуре?
В комендатуре.
Стариковская работа. Тебе-то что там делать, лейтенант? На фронт просись, ордена добывать.
Я опустил голову. Мы оба играли. Он роль бывалого фронтовика, я глуповатого, исполнительного по молодости лет службиста. Я видел его игру. Видел ли он мою?
Между тем Цветков достал бумажник. Раскрыл офицерское удостоверение капитана интендантской службы, я сличал карточку с оригиналом. Наконец-то я мог спокойно разглядеть лицо Цветкова.
Оно было худощавое, умное, с негустыми, четкого излома бровями. Волосы уже начали редеть: Цветкову было лет тридцать пять. Глядел он равнодушно и слегка пренебрежительно, не то на меня, не то сквозь меня.