Что же теперь делать? Поехать в село, где все это произошло? Но для этого нужно просить разрешения у Прута, рассказав ему о ходе следствия, то есть поехать в прокуратуру и официально доложить, что, судя по дополнительным данным, прохвост Духаренко обвел вокруг пальца следователя Алексея Кретова. Да и где гарантия, что такая поездка в село сразу все объяснит? Ну, допустим, убил Духаренко капитана. Но ведь об этом может никто не знать.
Но почему капитан Цветков не явился в часть? Мало ли бывает всяких случайностей! Какая-нибудь неразряженная мина на обочине дороги, бомбежка: кто на войне угадает, что могло случиться месяц или неделю назад?.. Да, конечно, все это так. Но плохо верится в случайность, когда дело касается уголовника, злостного нарушителя воинской дисциплины. Плохо верится...
Я почувствовал, что устал. Нет, не от работы, не от допросов. Я устал от своих неудач.
В конце концов давно пора бы разобраться в этой истории. А у меня до сих пор сомнений и догадок куда больше, чем фактов.
Ну что ж, надо ехать в Серебрянку. Теперь другого выхода нет...
На попутном грузовике я добрался до штаба дивизии. Наверное, физиономия у меня была совсем кислая, даже Гельтур не стал издеваться. Вот уж не ожидал от него такой тактичности...
Прут выслушал мой рассказ о деле совершенно спокойно, кивая головой, и потом сказал:
Ну, что ж, езжай в Серебрянку. Разберись, что там и как. Тогда, я думаю, все станет на место. Только не торопись, не подгоняй факты к версии.
Примерно то же самое он говорит всегда. Эх, мне бы его спокойствие и уверенность!
...И вот Серебрянка. Селу повезло: война, грохочущая вокруг, его почти не тронула. И хаты целы, и садочки не порублены. Лишь по дороге, идущей сквозь село, война прокатилась всей своей тяжестью: и танки, и грузовики, и тягачи с орудиями оставили на ней свои следы.
Молодая женщина открывает дверь. Она даже не спрашивает, кто я и откуда, она просто рассказывает все, что знает.
А что она знает... Постучал в окно солдат, попросился переночевать. Что говорил? Много говорил, да мало она разобрала. Поняла только, что он фронтовик и герой...
Кто такой Цветков? Это который же Цветков? А-а, Николай. Ну как же, знает! Муж ее племянницы Нади. Уже месяца два как живет у той. Получил отпуск по ранению на полгода и совсем к ней перебрался. Куда? Да в Площанское, куда ж еще! Вот и Надежда так пишет.
Женщина достает из-за притолоки письмо замусоленный треугольничек. Строчки корявые расползаются какая вверх, какая вниз.
«Здравствуй, Фрося, и всего тебе наилучшего. Во первых строках моего письма сообщаю тебе, что Николай заступил на работу и он теперь старший агроном Площанской МТС, и живем мы хорошо, чего и вам желаем...»
Утром я вернулся в дивизию. Да, кое-что встало на место. Видно, Духаренко сказал правду. Но Цветков? Кто такой Цветков? Почему отпуск у него на полгода, а справка выдана сроком на три недели? Почему он пошел работать в МТС вместо того, чтобы ехать в часть? Почему... почему... Почему?.. Вопросов много. Итак, в деле появилось новое лицо. Пока я не буду точно знать, что собой представляет это новое лицо, я не могу считать дело законченным. Как коротко и выразительно говорят следователи, я «вышел на Цветкова».
Маршрут ясен. Спутник есть
Вынув из планшета карту, аккуратно расправляю ее на столе. Вот здесь наша часть.
А там, за голубой петлей реки, за зелеными островами лесов, Площанка, маленький черный кружок.
Вчера Прут подписал командировку. Я должен выехать в Площанку и арестовать Цветкова. Старик спросил:
Все продумал?
Как будто учел все возможные неожиданности.
Все неожиданности учесть нельзя, почему-то грустно возразил Прут. На то они и неожиданности...
И уже потом, заканчивая разговор, добавил:
Будь готов к неожиданному...
Карта топорщится. Придавив ее стаканом, обвожу красным карандашом черную точку Площанку. Так приметней.
Долговязый Клименко тянет шею через мое плечо, дыша мне прямо в ухо.
Он тоже смотрит на карту, щурится и сочувственно роняет:
Да, брат, моцион-то тебе предстоит основательный. Здесь только по прямой сто с гаком...
Ничего. Вот этим проселком, я делаю на карте уверенный прочерк ногтем, доберусь до железнодорожной ветки. А дальше...
А дальше, подхватывает Гельтур, встанешь на четвереньки, возьмешь в зубы папироску и поползешь по шпалам.
А дальше, продолжаю я, не обращая внимания на ехидную реплику, сяду в поезд и доеду до станции Кременное. Там пересадка, и...
Клименко похлопывает меня по плечу:
Лихой ты хлопец, Алешка!
А что?
Он берет у меня карандаш.
Мост видишь?
Ну?
Ну и забудь о нем. Он, брат, только на картах и остался. И по проселку твоему никто теперь не ездит. Он же на хутор вел. А теперь хутора-то нет, угли одни. А дальше вообще болота. Так что, брат, на паровик не рассчитывай. На четвереньках по шпалам дело более надежное.
Подожди. Я стряхиваю с плеча руку Клименко. Откуда ты знаешь про мост?
Да ты что, с луны свалился? недоумевает Клименко. Хотя постой, ты же недавно в дивизии. Там, брат, немец прошел.
Вот оно что!..
А если, допустим, уже не столь уверенно продолжаю я, если в обход податься, на Лисичанск?