Глава 10
Как непрерывное падение капель в одну точку, голос Альберта сначала стал нестерпимым, а затем превратился в сущую пытку. Элиот встал и, потянувшись, сказал:
Давайте выпьем.
Альберт уставился на него, явно продолжая думать об угрях. Сквозь толстые стекла очков глаза секретаря казались бычьими, только меньше. Они были точно такие же карие и выпуклые. Представьте быка с обиженным взглядом и перед вами Альберт.
Элиот усмехнулся:
Ну же. Лейн обычно оставляет поднос в столовой. Пойдемте разведаем.
Комнаты в этой стороне дома находились непосредственно над апартаментами Джеймса Парадайна, библиотекой и гостиной. Чтобы добраться до столовой, нужно было либо спуститься по лестнице в конце коридора, либо, повернув налево, сойти в зал. Именно этим путем они поднялись. Он был самым коротким и вдобавок избавлял от необходимости проходить мимо кабинета.
Элиот повернул налево и преодолел небольшое расстояние, отделяющее его комнату от центральной лестницы. Сначала обзор был преимущественно скрыт массивной золоченой люстрой. Она не горела и подсвечивалась снизу одинокой лампой. Но стоило выйти на площадку, как становился виден зал и большая дверь красного дерева, которая вела в прихожую и на крыльцо. Правая створка двери подрагивала. Впоследствии Элиот старательно вспоминал эту минуту насколько он уверен, что дверь двигалась? Он, подобно Галилею, упрямо твердил: «И все-таки она двигалась». Когда он достиг площадки и повернул, чтобы пойти дальше, створка замерла. Элиот подумал: если у Джеймса Парадайна гость, это не его дело, и в любом случае уже слишком поздно, чтобы понять, кто там.
Когда они спустились в холл, с верхнего этажа донесся какой-то звук. Как и движение двери, это было скорее ощущение, чем несомненный факт.
Элиот направился в столовую, где увидел разбавленное виски и содовую. Он наблюдал, как Альберт Пирсон варит себе на спиртовке какао. Альберт был не прочь продолжить разговор об угрях, но Элиот прямо сказал, что уже усвоил всю информацию, которую в силах вместить, и предупредил, что об алиби придется забыть, если ему придется выслушать еще хоть что-нибудь. Поэтому Альберт теперь с высокомерным видом молча утешался какао.
Когда они вышли из столовой, Элиот попытался проанализировать свои ощущения. Он не сомневался, что какой-то звук был наверху над гостиной. Там спали Грейс Парадайн и Филида. У каждой в распоряжении имелись отдельная гостиная и ванная. Больше там никто не жил. Комнаты слуг были дальше, в отдельном крыле. Если кто-нибудь и производил какие-либо звуки, то именно Филида или мисс Парадайн. Элиоту показалось, что наверху ходили. Он задумался, но ни на йоту не приблизился к разгадке. Что именно он слышал? Шаги? Или кто-то открыл либо закрыл дверь? Смутное, нечеткое впечатление. Он уловил какой-то звук возможно, движение. Элиот вернулся в свою комнату и увидел на часах на каминной полке восемь минут двенадцатого.
Настал 1942 год. Альберт Пирсон больше не нуждался в алиби.
Глава 11
Наконец Джеймс Парадайн встал, вытащил из правого кармана брюк связку ключей, подошел к шкафчику, стоявшему у камина, отодвинул его от стены и открыл скрывавшийся за ним сейф. Он извлек несколько старомодных футляров из красной кожи, с золотыми инициалами «К.П.». Кожа выцвела, золото потускнело, но лежавшие в футлярах бриллианты по-прежнему ярко сверкали. Ожерелье, которое можно было носить как диадему, серьги с солитерами, кольца с бриллиантами, полукруглыми и овальными, браслеты, кулоны, броши проведя
двадцать лет в темноте, они сияли так же ярко, как и в те дни, когда Клара Парадайн надевала их, позируя для портрета, который теперь висел над камином.
Парадайн перевел оценивающий взгляд с подлинных драгоценностей на изображенные на портрете. Картина была хороша, Клара и бриллианты вышли прекрасно. Он выложил за камушки кругленькую сумму. Никто не носил их с тех пор, как Клара умерла. Парадайну даже в голову не приходило отдать украшения Бренде или Ирен; дочери или невестке Клары возможно, но бриллианты принадлежали Парадайнам и составляли часть семейного капитала.
Джеймс убрал футляры обратно в сейф, запер и придвинул шкаф к стене. С ключами в руке он шагнул к камину, чтобы посмотреть на часы. Без двух минут двенадцать Видимо, никто так и не постучит в дверь кабинета. Скоро Новый год. Необычный вечер, подумал Парадайн, но отнюдь не потраченный впустую.
Он подошел к стене и выключил свет. А потом по привычке раздвинул тяжелые шторы, отгораживавшие эркер, и отпер дверь на террасу. Выглянув наружу, Парадайн заметил, как изменился пейзаж с тех пор, когда он стоял здесь перед ужином. Слева еще виднелся молочный блеск, но сама луна скрылась из глаз. Поднялся ветер и прикрыл ее черными облаками. Скоро она полностью померкнет. За спиной, в комнате, послышался первый из четырех ударов, предупреждавших о наступлении нового часа. Джеймс Парадайн вышел на террасу, приблизился к парапету и постоял, глядя вниз. Последний отблеск лунного света отразился в реке, там, где она сворачивала у Хантерз-Ли. Парадайн почему-то подумал о бриллиантах, которые запер в сейф. Потом стало темно.