- Я не о том, - настойчиво продолжал Стаценко. - Что-то он вроде шпионить за нами начал.
- Так он же по натуре предатель...
- Да нет, подожди. Не знаю, как это объяснить, а вот чувствую: следит он за нами. Неужели подозревает что- нибудь?
- Ну, допустим, ты прав. А что предлагаешь? - решительно спросил Вдовиченко. - Задобрить его? Самогонки ему принести?
- Убрать, - отрубил Карпов. - Я предлагаю ликвидировать.
Но без "бати" этого делать нельзя. Сегодня доложим.
Риск
или промах?
В середине декабря 1942 года немецкое командование начало срочно перебрасывать свои войска в район Сталинграда. Гитлеровский генштаб вынужден был снимать дивизии, бригады и полки с южных участков фронта, чтобы в какой-то мере улучшить положение своих армий на Волге.
Ганс Штумпф, адъютант армейского генерала, последние дни ходил какой-то, как определила Майя, чумной: был задумчивым, некстати улыбался, невпопад поддакивал. Майя сразу заметила эту перемену в словоохотливом лейтенанте. В этот день она отправилась сама встречать Ганса. У парикмахерской она надеялась встретить Костю Базаркина.
Часовой, стоявший у штаба, равнодушно провожал глазами девушку, дефилировавшую на противоположной стороне улицы. Вероятно, кого-то ожидала. Вот из дверей штаба вышел Костя-парикмахер, остановился, поправил чемоданчик, внимательно и незаметно оглядывая улицу, затем неторопливо зашагал прочь. Не меняя шага, не останавливаясь и не поворачивая головы, Павел Базаркин, носивший подпольную кличку "Костя" и работавший по заданию Островерхова парикмахером в немецкой воинской части, за три шага не доходя до Майи, начал вполголоса, словно напевая, говорить:
- Брил нездешнего генерала. Куда-то спешит. Лейтенант Штумпф сопровождает. Упоминали Крымскую - Краснодар... В моей душе упрека нет, - неожиданно загорланил Костя, щелкнул пальцами и, мыча, потянулся к ней губами, словно для поцелуя: - Я вас по-прежнему люблю...
- Нахал, - нарочито громко сказала Майя и побежала через улицу к выходившему из штаба офицеру.
- Этот тип ухаживал за мной, - сказала она.
- Кто тип? Пауль? Но этот есть парикмахер. Он может только стригаль, - Ганс запустил длинные толстые пальцы в волосы девушки, показывая, будто стрижет ножницами.
Этот жест вызвал чувство брезгливости у Майи. Она рывком отбросила руку офицера, успев ударить по ней своей крепкой ладошкой. Ударила и сразу испугалась.
И, еще толком не зная, как выйдет из положения, Майя громко всхлипнула:
- Вы не рыцарь, лейтенант. Вы не бросились мне на помощь, - сказала Майя.
- Но этот есть Пауль!.. О, их бин дойче рыцарь...
- Я хочу, чтобы вы доказали свое рыцарство.
- Приказайт!
- Доставьте меня, храбрый рыцарь, в станицу Абинскую к моей тете.
- Повторять. Не понималь.
- Майне тетя нах Абинская.
Майя волновалась. Ее одолевали сомнения. Правильно ли она поступает, уговаривая немецкого лейтенанта взять ее в поездку по дороге Новороссийск - Крымская
Краснодар. В ушах звенела фраза Павла Базаркина: "Генерал спешит под Крымскую". Вспомнила как вчера Степан Островерхов говорил, что надо бы проверить дорогу на Крымск, там немцы что-то затевают, строят какие-то сооружения. А тут выпадает возможность проехать вместе с Гансом в том направлении. Рискованно. Но и жалко упускать такой случай.
- Их виль фарен нах Абинская мит Ганс.
- Гут. Гут. Мой генерал любит женское общество. Он согласится. Твоя сестра поедет с нами. Я буду говорить с генерал.
- Когда мы едем? - деловито осведомилась Майя.
- Это не сейчас. Я буду сказать, когда надо ехать. Генерал будет дозволить. Я спросить буду.
Заметив, что Майя помрачнела, лейтенант приписал это своей сухости и строгости, и поспешил сгладить это:
- Я буду заехать... Сегодня. Идите домой, ждите. Нила тоже. Никуда не ходить. Приехать... Быстро, быстро сидеть машину. Ехать. Нет задержка. Видерзеен, майне либе медхен...
И Ганс Штумпф удалился с гордо поднятой головой. Майя на миг растерялась. Она лихорадочно соображала, как сообщить Островерхову о поездке.
Майя бежала домой, занятая своими мыслями, и не видела, как из-за угла выскочили мальчишки и чуть было не сбили ее с ног. И уже за ее спиной издевательски запели:
Здравствуй моя, Мура,
Здравствуй моя, шкура.
Не медвежья, не песецкая,
А продажная, немецкая.
Мальчишки захохотали и, уже скрывшись за углом, еще раз откровенно прокричали: "Шкура немецкая!"
Майя бежала, съежившись и глотая слезы.
Нила сидела дома, укутанная в старый платок. Увидев заплаканную сестру, она вздрогнула.
- Что с тобой?
- Шкурой называют, - сквозь рыдания произнесла Майя.
- Кто?
- Да мальчишки.
- Успокойся... тут только стерпеть - и все. От своих можно и стерпеть. Им же не объяснишь, чем занимаемся. Наше дело хорошо сыграть свою роль...
Майя постепенно успокоилась, рассказала сестре о разговоре с немецким офицером, о возможности проехаться по Крымской дороге.
- Степану Григорьевичу надо бы сообщить...
В это время внизу просигналила машина. Майя выглянула в окно и увидела Ганса, стоявшего около машины. Он помахал ей рукой, показав на часы.
- Не успела никому сообщить. А где мама?
- Ушла в Верхнебаканку за продуктами. Вернется только вечером.