Ты был тогда смешной и пушистый. Не такой большой. Любил, когда брали на руки Впрочем, ты ведь не помнишь. Смотри, как вырос.
Тебе все-таки повезло. Еще походишь по охотничьим тропам, когда подрастете вместе с хозяином. Ты нашел хорошего хозяина. И дело у вас хорошее, раз вы охраняете наш лес.
Этот лес уходит далеко-далеко и сливается с другими лесами. А те леса ухолят еще дальше. Они теряют границы. Это уже зеленый океан, который называется Тайга.
ПОЧЕМУ ТАКОЕ ИМЯ?
Почему такое имя?
Тоник, Тимка и Римма возвращались с последнего детского киносеанса из клуба судостроителей.
Далеко до моста, сказал Тимка. Айда на берег. Может, кто-нибудь перевезет.
Попадет, если дома узнают, засомневался Тоник.
Римка презрительно вытянула губы:
Мне не попадет.
Он всегда боится: «Нельзя, не разрешают» Петька и тот не боится никогда, проворчал Тимка. Пойдешь?
Тоник пошел. Уж если маленький Петька, сосед Тоника, не боится, то ничего не поделаешь.
Обходя штабеля мокрого леса и перевернутые лодки, они выбрались к воде. Было начало лета, река разлилась и кое-где подошла вплотную к домам, подмывала заборы. Коричневая от размытого песка и глины, она несла бревна и обрывки плотов.
По середине реки двигалась моторка.
Везет нам, сказал Тимка. Вон Мухин едет. Я его знаю.
Какой Мухин? Инструктор ДОСААФ? поинтересовалась Римка.
Ага. Его брат в нашем классе учится.
Они хором несколько раз позвали Мухина, прежде чем он помахал кепкой и повернул к берегу.
Как жизнь, рыжие? приветствовал ребят Мухин. На ту сторону?
Рыжей была только Римка.
Сами-то вы красивый? язвительно спросила она.
А как же! Поехали.
Женя, дай маленько порулить, начал просить Тимка, Ну, дай, Жень!
На бревна не посади нас, предупредил Мухин.
Тимка заулыбался и стиснул в ладонях рукоятку руля. Все было хорошо. Через несколько минут Тимка развернул лодку против течения и повел ее вдоль плотов, которые тянулись у правого берега.
Ставь к волне! закричал вдруг Мухин.
Отбрасывая крутые гребни, мимо проходил буксирный катер Тимка растерялся. Он рванул руль, но не в ту сторону. Лодка ударилась носом о плот. Тоник ничего не успел сообразить. Он сидел впереди и сразу вылетел на плот. Скорость была большой, и Тоник проехал поперек плота, как по громадному ксилофону, пересчитав локтями и коленками каждое бревнышко.
Мухин обругал Тимку, отобрал руль и крикнул Тонику:
Стукнулся, пацан? Ну, садись!
Ладно, мы отсюда доберемся, сказала Римка и прыгнула на плот. За ней молча вылез Тимка. Тоник сидел на бревнах и всхлипывал. Боль была такой, что он даже не сдерживал слез.
Разнюнился, ребеночек, вдруг разозлился Тимка. Подумаешь, локоть расцарапал.
Тебе бы так, заступилась Римка. Рулевой «Сено-солома»
А он хуже девчонки То-о-онечка, противно запел Тимка.
Теперь Тоник всхлипнул от обиды. Кое-как он поднялся и в упор поглядел на Тимку. Когда Тимка начинал дразниться, он становился противным: глаза делались маленькими, белесые брови уползали на лоб, губы оттопыривались Так бы и треснул его.
Тоник повернулся, хромая, перешел на берег и стал подниматься на обрыв по тропинке, едва заметной среди конопли и бурьяна.
В переулке, у водонапорной колонки, он вымыл лицо, а дома поскорей натянул шаровары и рубашку с длинными рукавами, чтобы скрыть ссадины. И все же мама сразу спросила:
Что случилось, Тоничек?
Ничего, буркнул он.
Я знаю, сказал папа, не отрываясь от газеты. Он подрался с Тимофеем.
Мама покачала головой:
Не может быть, Тима почти на два года старше. Впрочем
она коротко вздохнула, без матери растет мальчик. Присмотра почти никакого
Тоник раздвинул листья фикуса, сел на подоконник и свесил на улицу ноги. В горле у него снова запершило.
Тимка никогда не дерется.
Папа отложил газету и полез в карман за папиросой.
Так что же произошло?
А вот то Придумали такое имя, что на улице не покажешься-То-о-нечка. Как у девчонки.
Хорошее имя. Ан-тон.
Чего хорошего?
А чего плохого? Папа отложил незажженную папиросу и задумчиво произнес: Это имя не так просто придумано. Тут, дружище, целая история.
Мне не легче, сказал Тоник, но все-таки обернулся и поглядел украдкой сквозь листья: собирается ли папа рассказывать?
Вот эта история.
Тогда папа учился в институте, и звали его не Сергеем Васильевичем, а Сергеем, Сережей и даже Сережкой. После второго курса он вместе с товарищами поехал в Красноярский край убирать хлеб на целине.
Папа, то есть Сергей, жил вместе с десятью товарищами в глинобитной мазанке, одиноко белевшей на пологом склоне. Рядом с мазанкой были построены два крытых соломой навеса. Все это называлось. «Полевой стан Кара-Сук».
Больше кругом ничего не было. Только степь и горы. На горах по утрам лежали серые косматые облака, а в степи стояли среди колючей травы горячие от солнца каменные идолы и цвели странные синие ромашки. Среди желтых полей ярко зеленели квадраты хакасских курганов. В светлом небе кружили коршуны. Их распластанные тени скользили по горным склонам.
По ночам ярко горели звезды.
Но однажды из-за горы, похожей на двугорбого верблюда, прилетел сырой ветер, и звезды скрылись за глухими низкими облаками.