Естественно, эти контакты «Инженера» с агентом фиксировались службой наружного наблюдения.
На явке агент был явно взволнован. Он передал мне конверт от «Инженера» с вложением и заявил мне буквально следующее:
Вот ты контрразведчик, хорошо ориентируешься в Западном Берлине. Тогда скажи мне, где там размещался черный рынок в 1945 году?
Я ответил неуверенно, что где-то в районе зоопарка, точно не знаю.
Вот то-то, что не знаешь! А где были склады, куда пряталось ворованное американское имущество? Тоже не знаешь? А этот русский, которому ты меня подставил, все это знает не хуже меня! Знает и номера складов! Кому ты меня подставил, если он знает про Западный Берлин больше чем ты? И откуда у него эти знания?
Обеспокоенность «Артура» передалась и мне. Действительно, откуда такие познания о событиях 1945 года у объекта проверки?
Мы внимательно изучили с начальником особого отдела полковником Мануйловым документы, переданные нашему агенту «Инженером».
Это было обращение «Инженера» к американским властям в Западном Берлине с просьбой о предоставлении ему экономического убежища и разрешения жить на Западе. Оно было исполнено на немецком языке, довольно грамотно, подписано заявителем. Суть просьбы изложена понятно. Сообщались также его установочные данные для заполнения паспорта для иностранца или получения визы. Было в письме и примечание, что он боится просить политического убежища, так как об этом обычно пишут в печати. Он этой гласности не желает, поскольку опасается преследования своих родственников в Союзе в случае его перехода на Запад. Ответ просит сообщить через подателя его письма во время следующей Лейпцигской ярмарке в марте 1959 года.
Я сказал полковнику, что свою задачу мы с агентом «Артуром» выполнили. Выяснили для чего «Инженер» пытался завязывать контакты с гостями ярмарки, приезжавшими с Запада. Доказательства у него в руках, письмо исполнено рукой «Инженера», удостоверено его подписью. Мануйлов заявил, что по этому вопросу они также получили ряд материалов от оперативно-технической службы, все подтверждается.
Встал вопрос о легализации и немедленной документации полученных материалов, но для этого было необходимо согласие руководства управления. И тут вновь всплыла фамилия начальника второго отдела управления, с которым я столкнулся во время встречи Хрущева. У него на контроле была работа лейпцигского отдела по этому сигналу. Он должен был доложить генералу, заместителю начальника управления, суть и ход разработки и получить соответствующее разрешение на проведение очередных мероприятий: легализацию полученных данных, проведение первичных шагов по документации преступных намерений «Инженера» и др.
И неожиданно главным препятствием на пути решения возникших срочных вопросов по делу «Инженера» стал сам начальник второго отдела. Середина рабочего дня, а начальника отдела не может разыскать в управлении ни одна служба. Ни дежурный по управлению, ни его подчиненные в отделе не знали где он. И это при наличии всех имевшихся тогда средств связи между Лейпцигом и Потсдамом: правительственной ВЧ-связи, оперативной военной дальней связи аппаратуры ЗАС, немецкой городской. Нам отвечают, что никто в управлении не знает, где находится в рабочее время начальник второго отдела управления.
В конце рабочего
дня мы все же нашли его дома. По словам жены, он якобы заболел и даже не мог подойти к телефону. Так он уклонился от принятия решения, симулируя болезнь.
Начальнику особого отдела полковнику Мануйлову пришлось самостоятельно, с отступлением от всех правил, принимать решение. Я подписывал с ним эти документы как «представитель управления», не имея на это должностных полномочий, выступая, по существу, как свидетель неисполнения одним из руководителей управления прямых служебных обязанностей.
Преступные намерения «Инженера» были задокументированны. Интересно его поведение в ходе следствия. Он правильно оценил свое положение и понял, что только искреннее признание вины может смягчить его участь. Однако в ходе следствия по делу возникли осложнения. Так, один из представителей военной прокуратуры, видя необычность ситуации, когда военная контрразведка упредила планы преступника и однозначно доказала его намерение изменить Родине, вдруг заподозрил здесь «провокацию КГБ».
Рукописное заявление обвиняемого о предоставлении убежища на Западе он почему-то поставил под сомнение, сомневаясь в авторстве «Инженера». Сам обвиняемый, однако, не подыграл заявлению военного прокурора. Более того, он сделал на суде новое, усугубляющее его вину заявление. «Инженер» сказал, что хочет быть полностью искренним перед правосудием. Он неожиданно заявил, что уже давно вынашивал планы бегства с Родины. Проживая на Украине, он хотел уйти на Запад через границу. Для реализации своих планов, он купил пистолет ТТ, чтобы прорываться, если придется, с боем. Однако, изучив в двух приграничных областях режим охраны границы, он понял, что живым ему не удастся уйти. Для реализации плана подготовки перехода на Запад он выбрал другой способ и решил выехать на работу в войска в ГДР, здесь освоиться с обстановкой, изучить немецкий язык и связаться с иностранцами. А с их помощью попытаться изменить Родине. Здесь же он принял решение просить экономического, а не политического убежища. В подтверждение правдивости своих показаний он указал тайник на Украине, где у него на даче хранится пистолет ТТ и карты одного приграничного района Украины.