Слышу вдруг резкий раздраженный голос первого штатского и вижу палец направленный в мою сторону:
Кто этот разгильдяй?! Одеть его в солдатскую робу и отправить в самый дальний гарнизон!
Я опешил, поняв, что это комплимент в мой адрес. Чувствую толчок в спину и шепот одного из оперработников:
Достань руку из кармана, это же генерал!
А у меня все еще от генеральского окрика такое ощущение, как от внезапного удара в голову чем-то мягким и тяжелым. Дежурный доложил:
Товарищ, генерал, это наш новый переводчик.
В ответ:
А давно он у вас, почему я его не знаю?
Я начинаю приходить в себя. Почему-то вспыхнуло чувство невероятной обиды: таких слов в свой адрес я еще в жизни не слыхал! Не довелось и после. За что? Стоящие рядом офицеры заметили мое состояние. Однако сдержался, неуверенно включился в разговор, сообщив дату прибытия в управление и что по вопросу прибытия меня принимал его заместитель полковник Сазонов. Генерал Г. К. Цинев и сопровождающий быстро прошли в кабинет полковника Шаталова.
Оперработники дружно набросились на меня, выяснили, почему я не знаю в лицо начальника управления, отругали за руку в кармане. Обсудили, как же поправить дело, сгладить хотя бы это первое неприятное для обеих сторон впечатление от знакомства с начальником управления. Помню истинную находчивость в этой ситуации майора Рамзаева. Он успокоил меня:
Ну окрик окриком, бывает, что и незаслуженно, а дело делом! Ведь у тебя в руках новая информация по делу дезертира, полученная только что. Генерал приехал наверняка именно по вопросу хода расследования. Я как дежурный зайду сейчас к начальнику отдела и доложу о получении новых данных по розыску дезертира.
Что и проделал. Выйдя из кабинета, он сказал мне:
Зайди, обратись, как положено по уставу, сначала к генералу, а потом к полковнику и доложи содержание информации, когда и как она получена. Генерал ведь не все знает!
Я зашел, доложил все строго по уставу, передал документы. После их изучения генерал Г. К. Цинев спросил меня, откуда я прибыл к ним и где моя родина. Я ответил на вопросы, сказал, что моя родина Пермская область.
При упоминании области генерал и начальник отдела как-то странно переглянулись. Я вышел. Снова вызвали дежурного. Вернувшись он спросил меня:
Тебя знакомили со справкой по делу на этого беглеца?
Я ответил, что нет, наверное, в суете позабыли.
Начальник приказал, чтобы ты завтра обязательно ознакомился с ней! добавил Рамзаев.
Таким было мое первое знакомство с будущим заместителем председателя КГБ СССР, известным в последующем руководителем органов госбезопасности. В пятидесятые годы он возглавлял органы военной контрразведки в ГСВГ, и под его руководством мне предстояло прослужить много лет в ГДР. Но об этом позже. Первое впечатление оно самое яркое. Что было, то было! Из жизни былого не выкинешь.
Читаю утром краткую справку:
«Гарифуллин Ахмед родился в 1933 году в Татарской АССР, по национальности татарин, образование начальное. В армию призван в июне 1952 года Березниковским горвоенкоматом, Пермской области.
Службу проходил в 133-м отдельном батальоне охраны Управления военного коменданта советского сектора г. Берлина. В августе 1953 года сбежал к американцам из караула суточного наряда по охране памятника «Победы» в Западном Берлине».
Да, изменник-то оказывается земляк! Вот тебе и первый щелчок от советских людей, «меняющих свои убеждения»!
Уже первичные оперативные мероприятия по расследованию этого факта дезертирства показали возможную причастность к этому делу американской разведки. Этой акцией руководил некий Курт Голлин.
Не менее памятным для меня событием первых дней службы в Берлине явилась постановка на партийный учет.
Мы, сотрудники Особого отдела, состояли на партучете в политотделе коменданта советского сектора города Берлина. Само название «Комендатура советского сектора города Берлина» носило на себе определенный, уже исторический отпечаток, ореол славы нашей победы в прошедшей войне. На территории комендатуры тогда располагался зал, в котором маршал Жуков вместе с союзниками по антигитлеровской коалиции подписал акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии. То есть, даже сама территория комендатуры была кусочком истории, символом победы советского народа. В комендатуру брали самых заслуженных и достойных участников войны, служить в ней было почетно. У немецкого населения Центральная комендатура в Берлине, несмотря на провозглашение республики в 1949 году, по-прежнему считалась высшим органом военно-административной власти на Востоке Германии.
Я, в то время еще совсем молодой военнослужащий, с душевным трепетом вошел в кабинет с исторической надписью «Политотдел штаба Управления военного коменданта советского сектора г. Берлина». Представился. Инструктор политотдела ознакомился с моими документами. Вижу на его лице недоумение, сменившееся явным недоверием:
Как? Ты четыре года учился. Говоришь, что закончил военный институт и даже с отличием? И тебя выпустили не офицером, а сержантом? подал мне чистый лист бумаги. Пиши! Когда и за что тебя лишили офицерского звания, какие взыскания, выговоры были. Пиши все, как есть. Перед партией надо быть честным! А ты к тому же еще и особист!