Выяснилось, что на всей оккупированной территории СССР обнаружили только балетную труппу Киевского театра. Поиски балета в Минске результатов не дали.
В Киев срочно вылетел сам руководитель комиссии, которому были представлены творческие характеристики труппы и ее артистов и было презентовано их выступление. В отчете о посещении Киева он сделал вывод, что «для просвещенного европейского зрителя» Киевский балет не интересен. Уровень искусства танца низок. Балерины физически выглядят, как «телки»! Прилагались фотографии труппы, отдельных балерин, сцен из балетов.
Тогда комиссия в поисках трофеев от культуры обратила свои взоры на территорию оккупированной Европы.
По мнению референта, основанному на многочисленных рецензиях мировой прессы, лучшей балетной труппой в Европе в то время считался русский балет в Париже. В мотивированном запросе в Париж на имя руководителя немецких оккупационных властей во Франции высказывалось пожелание об обязательном включении в состав предполагаемой труппы всемирно известной примы-балерины Ольги Чеховой. Для участия ее в намечаемом концерте в Москве.
В ответе из Парижа была выслана творческая характеристика коллектива русского балета. К ней прилагались справки службы СД на каждого артиста с заключениями о возможности их участия в концерте. В отношении
примы-балерины Ольги Чеховой сообщалось, что она активно разрабатывается немецкой службой безопасности как агент советской военной разведки и по этим причинам не может быть направлена в Москву.
Этому ответу было посвящено специальное заседание комиссии, где пришли к единому мнению, что без звезды труппы нет балета и отпадает смысл приглашать труппу.
Приняли решение попытаться добиться разрешения, в порядке исключения, на допуск Чеховой в Москву, объяснив важность ее участия как мировой звезды культуры.
Направили запрос лично руководителю службы безопасности рейха Кальтенбруннеру. Только после повторного напоминания комиссии поступил сухой ответ за подписью Кальтенбрунера. В нем говорилось о невозможности удовлетворения их просьбы, так как «по сообщениям парижского отдела СД в ближайшее время планируется арест Чеховой».
На этом вопрос об участии балета в предполагавшемся Московском концерте был исключен из планов работы комиссии.
Помнятся также отрывки информации о результатах поисков немцами на оккупированных территориях нашей страны выдающихся деятелей культуры, артистов, певцов. Командование концлагерей для советских военнопленных в Белоруссии докладывало, что у них в лагерях содержатся два очень популярных в России певца (из-за давности времени не помню их фамилии), прилагались отзывы из довоенной советской печати. Командование концлагерей сообщало, что, по мнению службы безопасности и гестапо, их участие в намечавшемся концерте в Москве не желательно «из-за их активной патриотической пробольшевистской ориентации, а также участия в подпольной деятельности среди военнопленных».
Неожиданно из рейха, непосредственно по линии министерства пропаганды, поступило представление на один творческий коллектив хор из числа русских эмигрантов. Вот уж это были воистину участники «художественной самодеятельности»!
Они назывались «Хор запорожских сичевиков». Как было заведено, прилагались и документы по ним. Творческая характеристика коллектива, общие фотографии хора и справки службы безопасности на каждого участника с приложением фотографий. Все как один усатые дядьки, с чубами и при папахах, ну настоящие запорожцы! Биографии этих «солистов» впечатляли. Оказалось, что все они в прошлом активные участники боевых операций немецкой военной разведки, диверсионных служб, националистических бандформирований. Большинство из них имеют ранения или травмы, полученные на территории СССР, где они еще до войны выполняли задания немецких спецслужб. В «художественную самодеятельность» включились после выхода в отставку с активной боевой работы по состоянию здоровья.
Все материалы «хора» у нас моментально изъяли, не дав подробно вчитаться их биографии, так как эти документы, безусловно, представляли интерес в практической работе розыскных подразделений органов госбезопасности.
В заключение хочу особо подчеркнуть, что в нашу задачу не входило подробное изучение и оценка трофейных документов. Мы только искали среди бегло просматриваемых материалов из трофейных мешков отдельные интересные документы, имеющие значение для текущей оперативной работы органов государственной безопасности. Не ставилась в то время перед нами задача выявления исторически значимых документов. Это сейчас, через 50 лет, можно с уверенностью сказать, что это был бесценный клад информации для беспристрастных исследователей истории Второй мировой войны.
Дальнейшая судьба просматривавшихся нами в июле 1952 года трофейных документов центральных ведомств фашистской Германии мне не известна. К концу работы у нас сложилось впечатление, что мы просматриваем только «остатки» военных трофеев. Наиболее значимое все же было изучено до нас. Это как-то утешало.
Среди кураторов, уже к концу практики, когда горы мешков стали заметно убывать, ходил разговор о возможной судьбе этих архивов. В связи с созданием ГДР проскальзывал и такой вариант: «Пусть немцы сами разбираются с этим хламом, они теперь самостоятельные!»