Я бессовестно пользуюсь расположением отца и нередко наглею. Могу себе позволить. Ведь я с детства чувствую разницу между ребенком рожденным любимой женщиной и ребенком рожденным, потому что так принято. У нас считается, что большая семья - это признак благополучия. Так считают не все, но отец придерживается именно такого мнения.
Наш дом иногда напоминает мне базар. Суета в нем не прекращается ни на минуту. Младшие дерутся со старшими. Девочки постоянно что-то делят. Мальчики пытаются командовать, девочки не желают подчиняться. Одна я, как обособленная единица почти все время провожу в своей комнате или на конюшне. На мое счастье отец любит лошадей не меньше чем я.
Он наказал меня всего лишь раз. Наказал сильно больно стеганув по спине ремнем. Я на самом деле была виновата и приняла это наказание как должное. В четырнадцать лет я оседлала его Уруса и ускакала на нем в лес, а вернулась только на следующее утро. Мы заблудилась и блукали полночи по темному лесу в поисках выхода к трассе, по которой и вернулись домой.
Если бы он знал, что я задумала на тот случай если его обещания окажутся ложью. То лупил бы меня регулярно, заставляя бояться неподчинения. Он сам виноват в том, что был слишком лоялен ко мне. Я не боюсь его гнева. Единственное, что рвет мне сердце и не позволяет до конца решиться на задуманное - это Мирай. Если я уйду, я не смогу взять ее с собой. А если я останусь, то потеряю себя.
Глава 2
Подрываюсь с места и настигаю Лалу, не успевшую заскочить в дом. Хватаю ее за волосы и рывком притягиваю к себе.
- Отпусти! - верещит во все горло.
Наматываю толстую прядь на кулак, приближаю лицо сестры к себе.
Лала сгибается под моей рукой, скулит Впивается ногтями в мое запястье.
- Как ты думаешь, возьмут тебя замуж плешивой? - достаю из кармана маленький складной нож.
- Отпусти, больная! Отпусти меня, дура!
Прохожусь острым лезвием по натянутой пряди. Ее зрачки расширяются, глаза становятся абсолютно черными.
- Проси прощения - держу нож над волосами. Небольшая их часть уже повисла мертвой плетью, но толстый локон по-прежнему зажат у меня в кулаке.
Подавив всхлип, Лала извиняется на цыганском. Отрицательно мотаю головой. Я принципиально не говорю по-цыгански. Понимаю, могу изъясняться. Но умением этим не пользуюсь. Я не собираюсь забывать родной язык матери. И раз уж мне постоянно тычут в мое нечистокровное происхождение, пусть общаются со мной исключительно на моем языке. В моей семье его знают не хуже родного.
- Простипрости, пожалуйста! Я не хотела, - лепечет она, пока я убираю нож в карман. - Отпусти меня, Роза. Ну отпусти
Стряхиваю ее волосы с руки. Небольшая их часть приземляется на бетонную плитку. Тонкой черной змеей извивается по желто-красному узору.
- Я все расскажу родителям!! - всхлипывает и пятится назад. - Твоя очередь мести двор. Почему я должна делать твою работу!? - продолжает возмущаться.
- Еще хочешь? - киваю себе под ноги.
Кожа на лбу пульсирует и горит, осторожно прикасаюсь к царапине. На подушечках пальцев остается кровь. Вот, мелкая гадина
- Мами!! - Лала всхлипывает и ныряет за дверь. Пестрая юбка создает завихрения в воздухе, заставляя клок ее волос отлететь в сторону.
Проводив взглядом локон, делаю шаг к двери.
- Роза!! - раздается грозный голос бабки или «мами», как принято ее называть. Ей одной я делаю исключение, потому что слово «бабушка» применить к ней не могу, а «бабка», попахивает слишком явным пренебрежением. Не могу же я так обратиться к матери отца, да и звучит это как-то глупо.
- Да, мами - приходится ответить ей. Она не Лала, не Люба,
и глупая, во всем подчиняется Любе.
Раздеваюсь и закручиваю волосы на макушке, принимаю душ. У меня у единственной из девочек собственная ванная. В нашем доме, четыре спальни с отдельными санузлами. Одна из них досталась мне, как старшей. Еще один повод закидать меня тухлыми яйцами. Близняхи уже плешь на голове отцу проели с этой проблемой. Любка и Райка хотят мою спальню в свою собственность, она видите ли больше, а их двое. Но отец, как обычно махнул на их претензии рукой и в последний раз даже прикрикнул на них сильнее обычного. Вероятно, был совсем не в настроении.
Завернувшись в халат выхожу из ванной и падаю на кровать. Рука шарит по тумбочке в поисках телефона. Набираю Булату сообщение, чтобы не забыл о моей просьбе, касающейся Мирай. В комнату заглядывает Нику.
- Заходи, - улыбаюсь мальчишке и шлепаю ладонью по кровати рядом с собой.
Улыбнувшись, он тихонько прикрывает за собой дверь, направляется ко мне. Падает рядом и нарисовав на лице довольную улыбку вытягивает из кармана большую вафельную конфету, из-под его кофты появляется банан.
- Ты не завтракала сегодня, - произносит он. Улыбаюсь и целую его в макушку. - Почитаешь мне? - хитро улыбается братишка.
- Тащи книжку, - улыбаюсь ему в ответ. Если мне все же придётся уйти, я буду скучать по Нику Кому еще я почитаю Незнайку?
- Ой, а что это с ней? - держит в руках мою шкатулку, рядом с которой лежала его книга. - Сломалась? - трогает пальчиками сломанный замочек.
Протягиваю руку, он передает мне шкатулку. В ней нет маминых сережек. Высыпаю содержимое шкатулки на кровать и раздвигаю пальцами рассыпанное золото. Простые серьги гвоздики, когда-то принадлежащие маме, сейчас у меня в ушах, а вот ее тонких колец нет Они совершенно простые. Обычные крупные кольца конго. Они не представляют из себя никакой ценности. У меня и моих сестер полно украшений в разы дороже их. Срываюсь с места и быстрым шагом направляюсь в соседнюю комнату. Любка и Райка сидят вдвоем на кровати и хихикая смотрят что-то в планшете.