"Комик XVII столетия" был приурочен к 200-летнему юбилею официального открытия театра в России, праздновавшемуся 30 октября 1872 года.
Приступив к написанию комедии, драматург не сразу определил в ней количество актов и последовательность событий. Пьеса была задумана сначала в четырех действиях с прологом. На первом листе черновой рукописи есть запись: "Комик XVII столетия, комедия в IV действиях. С прологом. Пролог. Постельное крыльцо (4 июня 1672 года)". Островский начал пьесу со сцены Кочетова и Клушина (д. III, явл. 3, печатный текст). Но первый акт в этом виде не был полностью написан драматургом. Продумывая заново весь ход пьесы, он составил следующий сценарий: "1. Сватовство. 2. Аптека. 3. У Кочетова. 4. Двор. 5. Постельное крыльцо". Продолжая работать над сценарием, драматург хотел включить в него как пятую сцену -- сцену "У мастериц", но затем отказался от этой мысли, а четвертую сцену изменил так: "Двор и заднее крыльцо" -- и набросал план ее: "Боярыня Хитрая и Клушин. Лопухин и Клушин у казначея с жалобой. Две девки, Хитрая и Лопухин. Лопухин и Матвеев и Кочетов Яков. Матвеев".
В процессе работы комедия неоднократно подвергалась существенным композиционным изменениям. Драматург очень тщательно продумывал ход событий, в рукописи встречается несколько вариантов сценария пьесы. Здесь, например, имеется разработанный план первой и второй сцен, который в своей основе совпадает со структурой первого и второго актов в окончательном тексте.
Островский поставил перед собой задачу раскрыть в своей пьесе народные корни русского театра, показать, что театр на Руси был основан в 1672 году не для "царской потехи", а явился результатом потребности народной жизни.
До XVII века представителями театрального искусства на Руси были скоморохи, которые "разносили по всей стране "лицедейства" и песни о событиях "великой смуты", об "Ивашке Болотникове", о боях, победах и о гибели Степана Разина" (М. Горький, "О литературе", М. 1955, стр. 605). Но профессия скомороха считалась позорным и греховным занятием, осуждалась правительством и церковью. Следуя исторической правде, Островский и положил в основу своей пьесы противоречие между влечением талантливого актера к театру и его суеверным страхом перед профессией скомороха.
Однако этот конфликт не сразу нашел глубокое выражение в комедии. К этой мысли драматург пришел лишь в процессе работы. Первоначально драматизм положения главного героя -- Якова -- заключался в том, что он оказывался насильно завербованным в комедианты окольничим Матвеевым, который "сгонял подьячих молодых в потешную палату" для "потехи царской". Сам Яков не обнаруживал призвания к театральному искусству. В черновой рукописи имеется такой диалог Якова и его отца -- Кочетова:
Яков
Несут молву, что для некакой потехи царской
Неведомый окольничий Матвеев
Сгонять велел подьячих молодых
В потешную палату.
Кочетов
Эта служба
Не хитрая: охотников найдется
Хоть пруд пруди; да чести в ней нисколько,
А грех велик.
Яков
...Охотников не ищут.
В потешную сбивают силой: жизни
Своей не рад, брожу, как полоумный,
Навяжут мне невесть какую службу.
Островский неоднократно возвращался к мысли о том, что Яков не по своему желанию попал в скоморохи. Зачеркнув диалог Кочетовых -- отца и сына, -- драматург ввел эту мысль в сцену Якова с Натальей; Яков говорил Наталье: "Вот видишь ли, безвинно я страдаю. Моей вины и моего хотенья нисколько тут, ни на волос". И в первом и во втором действиях именно сцены, в которых идет речь о новой службе Якова, подвергались наибольшей правке. Глубокое проникновение в историю русского театра и в психологию актера-скомороха XVII столетия заставило Островского отказаться от первоначального замысла и дополнить драму главного героя комедии конфликтом между его добровольным стремлением служить искусству и суеверным страхом перед профессией актера. Уже в черновой рукописи монолог Якова (д. II, явл. 6) имел такую редакцию:
Яков
С добра ума убраться поскорее.
Потешно им, а мне хоть волком вой.
Душа моя трепещет, сердце ноет
И день и ночь. Не силой, не неволей
Заставили грешить меня. -- Тогда бы
И грех на них и вся вина. -- Я сам,
Охотой шел, свое хотенье
было.
И сам держи ответ перед отцом,
Перед судом Господним. Страшно дело,
Охотой шел, охотой и уйду.
Отбегаюсь, веди хоть на веревке
В потешную, хоть бей, а буду бегать.
Хоть режь меня. Я бегать не отстану
До той поры, когда родной отец
Прикажет мне комедиантом зваться
И действовать меня благословит.
Всяк о себе. Кому нужна Есфирь,
А мне душа нужна. Прощайте, братцы!
В окончательном тексте противоречие между призванием талантливого артиста к театру и его боязнью преступить общепринятые нормы приобрело еще более острую форму, а положение Якова стало еще драматичнее: он не верит в благословение отца на его скоморошью службу и вынужден бежать от любимого дела.
Островский упорно работал над пьесой, торопился написать ее к бенефису Д. В. Живокини 2-го.
26 августа 1872 года он сообщал Бурдину: "Новую пьесу я кончу на днях и тогда буду просить тебя употребить все усилия, чтобы она скорей прошла цензуру и Комитет. Она должна пойти в Москве 19-го октября в бенефис Живокини 2-го" (т. XIV, стр. 236).