Неужели вы не боитесь жить одни в такой глуши? спросил я, остановившись у забора.
Она равнодушно пожала плечами.
Чего же нам бояться? Волки сюда не заходят.
Да разве волки одни Снегом вас занести может, пожар может случиться И мало ли что еще. Вы здесь одни, вам и помочь никто не успеет.
И слава Богу! махнула она пренебрежительно рукой. Как бы нас с бабкой вовсе в покое оставили, так лучше бы было, а то
А то что?
Много будете знать, скоро состаритесь, отрезала она. Да вы сами-то кто будете? спросила она тревожно.
Я догадался, что, вероятно, и старуха и эта красавица боятся каких-нибудь утеснений со стороны «предержащих», и поспешил ее успокоить:
О! Ты, пожалуйста, не тревожься. Я не урядник, не писарь, не акцизный, словом я никакое начальство.
Нет, вы правду говорите?
Даю тебе честное слово. Ей-богу, я самый посторонний человек. Просто приехал сюда погостить на несколько месяцев, а там и уеду. Если хочешь, я даже никому не скажу, что был здесь и видел вас. Ты мне веришь?
Лицо девушки немного прояснилось.
Ну, значит, коль не врете, так правду говорите. А вы как: раньше об нас слышали или сами зашли?
Да я и сам не знаю, как тебе сказать Слышать-то я слышал, положим, и даже хотел когда-нибудь забрести к вам, а сегодня зашел случайно заблудился Ну, а теперь скажи, чего вы людей боитесь? Что они вам злого делают?
Она поглядела на меня с испытующим недоверием. Но совесть у меня была чиста, и я, не сморгнув, выдержал этот пристальный взгляд. Тогда она заговорила с возрастающим волнением:
Плохо нам от них приходится Простые люди еще ничего, а вот начальство Приедет урядник тащит, приедет становой тащит. Да еще прежде, чем взять-то, над бабкой надругается:
ты, говорят, ведьма, чертовка, каторжница Эх! Да что и говорить!
А тебя не трогают? сорвался у меня неосторожный вопрос.
Она с надменной самоуверенностью повела головой снизу вверх, и в ее сузившихся глазах мелькнуло злое торжество
Не трогают Один раз сунулся ко мне землемер какой-то Поласкаться ему, видишь, захотелось Так, должно быть, и до сих пор не забыл, как я его приласкала.
В этих насмешливых, но своеобразно гордых словах прозвучало столько грубой независимости, что я невольно подумал: «Однако недаром ты выросла среди полесского бора, с тобой и впрямь опасно шутить».
А мы разве трогаем кого-нибудь! продолжала она, проникаясь ко мне все большим доверием. Нам и людей не надо. Раз в год только схожу я в местечко купить мыла да соли Да вот еще бабушке чаю, чай она у меня любит. А то хоть бы и вовсе никого не видеть.
Ну, я вижу, вы с бабушкой людей не жалуете А мне можно когда-нибудь зайти на минуточку?
Она засмеялась, и как странно, как неожиданно изменилось ее красивое лицо! Прежней суровости в нем и следа не осталось: оно вдруг сделалось светлым, застенчивым, детским.
Да что у нас вам делать? Мы с бабкой скучные Что ж, заходите, пожалуй, коли вы и впрямь добрый человек. Только вот что вы уж если когда к нам забредете, так без ружья лучше
Ты боишься?
Чего мне бояться? Ничего я не боюсь. И в ее голосе опять послышалась уверенность в своей силе. А только не люблю я этого. Зачем бить пташек или вот зайцев тоже? Никому они худого не делают, а жить им хочется так же, как и нам с вами. Я их люблю: они маленькие, глупые такие Ну, однако, до свидания, заторопилась она. Не знаю, как величать-то вас по имени Боюсь, бабка браниться станет.
И она легко и быстро побежала в хату, наклонив вниз голову и придерживая руками разбившиеся от ветра волосы.
Постой, постой! крикнул я. Как тебя зовут-то? Уж будем знакомы как следует.
Она остановилась на мгновение и обернулась ко мне.
Аленой меня зовут. По-здешнему Олеся.
Я вскинул ружье на плечи и пошел по указанному мне направлению. Поднявшись на небольшой холмик, откуда начиналась узкая, едва заметная лесная тропинка, я оглянулся. Красная юбка Олеси, слегка колеблемая ветром, еще виднелась на крыльце хаты, выделяясь ярким пятном на ослепительно-белом, ровном фоне снега.
Через час после меня пришел домой Ярмола. По своей обычной неохоте к праздному разговору, он ни слова не спросил меня о том, как и где я заблудился. Он только сказал как будто бы вскользь:
Там я зайца на кухню занес жарить будем или пошлете кому-нибудь?
А ведь ты не знаешь, Ярмола, где я был сегодня? сказал я, заранее представляя себе удивление полесовщика.
Отчего же мне не знать? грубо проворчал Ярмола. Известно, к ведьмакам ходили
Как же ты узнал это?
А почему же мне не узнать? Слышу, что вы голоса не подаете, ну я и вернулся на ваш след Эх, паны-ыч! прибавил он с укоризненной досадой. Не следовает вам такими делами заниматься Грех!..
IV
Снег сошел, оставшись еще кое-где грязными рыхлыми клочками в лощинах и тенистых перелесках. Из-под него выглянула обнаженная, мокрая, теплая земля, отдохнувшая за зиму и теперь полная свежих соков, полная жажды нового материнства. Над черными нивами вился легкий парок, наполнявший воздух запахом оттаявшей земли, тем свежим, вкрадчивым и могучим пьяным запахом весны, который даже и в городе узнаешь среди сотен других запахов. Мне казалось, что вместе с этим ароматом вливалась в мою душу весенняя грусть, сладкая и нежная, исполненная беспокойных ожиданий и смутных предчувствий, поэтическая грусть, делающая в ваших глазах всех женщин хорошенькими и всегда приправленная неопределенными сожалениями о прошлых вёснах. Ночи стали теплее; в их густом влажном мраке чувствовалась незримая спешная творческая работа природы