«Белая шашка белый клинок думал Алексеевский, слушая Наумовича. Вот операцию по уничтожению Колесникова мы так и назовем: БЕЛЫЙ КЛИНОК».
Наумович продолжал говорить о том, что Колесников, по-видимому, собирается воевать долго, полки свои муштрует с пристрастием, завел палочную дисциплину, жестоко расправляется с ослушниками два бандита уже казнены за попытку перейти к красным. Н а ш и м л ю д я м быть среди бандитов непросто, приходится приспосабливаться, риск огромный, штабные подобрались отпетые головорезы, кто-то из них постоянно ездит к Антонову, приезжали и из Тамбова
Хорошо, понятно, сказал Алексеевский и положил трубку, чувствуя, что настроение его после разговора с Павловском заметно улучшилось. Он убрал все бумаги, папки, довольно оглядел чистый стол; шевельнулось в душе смутное предчувствие не вернется больше сюда
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
В волостном Совете холодно. Слабая печурка радостно и прожорливо глотает подмерзший, принесенный со двора хворост.
Председатель волисполкома, Клейменов, в шапке, в накинутой на сутулые плечи шинели, лицом черный с лета и хмурый оторвался от окна, обернулся.
Вот, считай, и третью годовщину своей власти празднуем, сказал он секретарю, смешливой молоденькой Лиде. Она сидела за столом, в пальто и теплом платке, кокетливо, шалашиком, стоящем над ее выпуклым немного лбом, смотрела на Клейменова весело, озорно.
Кулачье да разная контра небось радуются, что год нынче голодный, продолжал Клейменов, засуха, неурожай. А мы с продразверсткой к народу приступаем, хлеб требуем, по сусекам скребем Все врагам нашим на руку.
Клейменов, свернувший цигарку, выхватил из печки уголек, вертел его в пальцах, прикуривал; подошла к печке и Лида, тянула руки к самой дверце.
Ругать нас в уезде будут, Макар Василич, сказала
она, снимая с кончика пера волосок. Скажут, в Меловатке работают плохо.
Плохо! согласился, дернувшись, Клейменов. А с другой стороны, из уезда, а пуще из губернии просто глядеть: спустили бумагу, а ты сполняй. А поди у того же Рыкалова возьми хлеб. Ведь знаю, где он, собака, зарыл его, а выколупнуть руки у нас с тобой коротки, Лидуха. Да ты пиши, пиши!
Как писать-то, Макар Василич?
Ды как Клейменов в раздумье поскреб колючий подбородок. Председателю Калачеевского уезда Не, Калачеевского уисполкома, поняла? Дуганову. Сообчаем, што по Меловатской волости, а также в целом по сельсоветам
«Сельсоветам» с большой буквы? Лида задержала над желтой, линованной от руки бумагой перо.
Клейменов растерянно поморгал глазами.
С большой! сказал потом уверенно. Советы все с большой буквицы пишутся хоть сельские, хоть какие. Власть наша, уважение к ей.
Лида, от старательности высунув кончик языка, снова принялась выводить слова:
«Сообчаем, что по Меловатской волости хлебозаготовки выполнили на 2 процента, так как кулаки и имущие середняки прячут хлеб и добровольно не отдают его в ссыпные пункты»
«Сволочь» с мягким знаком али как, Макар Василич? снова спросила Лида, подняв голову.
Эт для чего с мягким-то? вскинул на нее строгие глаза председатель волисполкома. Рыкалов да Фома Гридин и с мягким?! Они тебе смягчат, попадись только! Сволоч она и есть сволоч! Так и пиши. От ней одно шипение и злоба.
Довольный сказанным, Клейменов принялся ходить по комнате, полы шинели разлетались в стороны; задымил с наслаждением самокруткой, сказал спокойнее, мечтательно:
Эх, Лидуха, жись у вас, молодых, будет. Ленин говорил, что коммунизм строить начнем, всем будет при нем радостно. Одним бы хоть глазком поглядеть.
Дети твои увидют, Макар Василич.
Увидют! Клейменов светло улыбнулся. А пока что хаты вместо соломы железом покроем, электричество, как в городах, проведем. Машинку тебе, Лидуха, печатную купим. Будешь, как городская какая мамзель, сидеть, тюкать пальцами-то. Как пулемет, вон, «максим»: та-та-та
Лида смеялась, слушала Клейменова с удовольствием, живо представляя себя в белой блузке и с прической. А машинка печатная и правда как пулемет: та-та-та
Оба они вдруг повернули головы, насторожились: донесся до слуха то ли топот, то ли крики. Клейменов в два прыжка пересек комнату, потеснил Лиду от окна.
Банда! вырвалось у него удивленное.
Пригнувшись к лукам седел, скакали по улице Меловатки разномастно одетые конники, размахивали тускло взблескивающими клинками. Кто-то вел их прямо к вол-исполкому
Убили Клейменова тут же, во дворе. А спрятавшуюся в чулане Лиду выдернули на свет, поставили перед Гончаровым, и тот, ухмыляясь, сально оглядывая девушку, стал допрашивать:
А ты тут чего забыла, красавица? Советской власти сочувствуешь, а?.. Чья будешь-то?
Соболева я. Местная.
Марко́ обошел Лиду вокруг, плеткой потыкал ей в талию, в бедра, протянул:
Гарна дивчина-а Придется тебе с нами поехать.
Никуда я не поеду. Не поеду! забилась в плаче Лида.
Ну, тогда придется к стенке стать Цыц, дура! При штабе будешь.
Бандиты между тем носились по селу; то там, то здесь гремели выстрелы грабили. К ночи длинный обоз двинулся из Меловатки на юг, к Россоши.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Жала красных стрел на картах упирались в крупно напечатанные названия: