Пархатый вспоминал рассуждения Вереникиной, они казались ему правильными и толковыми. Она сказала тогда, в первый день, что, в общем-то, не собирается оставаться в Калитве, что вынуждена была пойти через их слободу, так как услышала о восстании еще в Павловске, побоялась идти через Богучар, там могли ее задержать чекисты. Если же она может оказать какую-нибудь помощь повстанцам, то будет рада надо отомстить Советской власти за мужа.
Слушал Вереникину и смотрел ее документы не только Богдан Пархатый, но и оказавшийся по случаю в Новой Калитве Яков Лозовников этот был заместителем у Григория Назарова, то есть приближенным к штабу Колесникова. Вдвоем они и допросили Вереникину, старались путать ее вопросами и даже пригрозили побить, но баба оказалась тертой: накричала на них с Яковом, сказала, мол, я вам не навязываюсь, не нужна, так и дальше пойду, в Ростове дел хватит, глядишь, в Донской области пригожусь, у Фомина. Там, видать, люди поумнее.
Пархатый понял, что они с Лозовниковым малость перегнули: действительно, баба эта может пригодиться и им. А на свадьбе надо угостить ее получше. Какие они, офицерские-то жинки? Свои, слободские, вроде бы и приелись
Так, взбадривая себя и теша близкими планами, Пархатый время от времени обращался к Вереникиной с каким-нибудь вопросом, называл ее при этом по имени-отчеству, Екатериной Кузьминишной (так она потребовала), предлагал ей укутать ноги полостью или накинуть на плечи тулуп. Вереникина отказывалась, сидела в санях прямая, строгая, в праздничной белой накидке на темных волосах, с папироской в тонких пальцах. В тот день, когда она впервые появилась в Новой Калитве и была сначала доставлена к коменданту гарнизона, а потом к нему, Пархатому, на всех присутствующих в его штабной избе произвел сильное впечатление именно тот факт, что пришлая эта молодая баба курит. Такую здесь видели впервые явно она была не из их мира. Да и претензии Катерина Кузьминишна сразу высказала господские: потребовала поместить себя в чистую и теплую избу, чтоб скота в ней не было и, не дай бог, вшей. Оказалось, что бывшая барынька не переносит и петушиного крика: бабка Секлетея, к которой Вереникину
поставили на квартиру, петуха и двух кур держит теперь взаперти до самого пробуждения постоялицы Да чего там, видать птицу по полету, видать!
Окончательно успокоившийся, Пархатый зябко передернул плечами дует, однако, в шею. Протер тряпицей заплывшие глаза, повернул голову Новая Мельница быстро приближалась. Навстречу им шла какая-то старуха, Богдан пригляделся, узнал Колесникову, хотел было остановиться, спросить ее из вежливости чего, мол, Мария Андреевна, по такой слякоти ползаешь? И не подвезти ли тебя куда надо? Но потом передумал: Колесников и сам бы мог отвезти мать, если б захотел, а им назначено к полудню
Так и пролетели мимо Марии Андреевны двое саней с новокалитвянами с гармошкой, с лентами в лошадиных гривах
Вереникину на Новой Мельнице встретили настороженно. Кате велели подождать в передней штабной избы, под присмотром Опрышки и Стругова, а Пархатому Сашка Конотопцев устроил форменный допрос: откуда эта дивчина, зачем привез ее прямо в штаб, кто смотрел документы?
Богдан отвечал как было: пришла Вереникина из-за Дона, задержал ее на окраине Новой Калитвы конный разъезд, бойцы проверили у нее документы, он тоже с Яковом Лозовниковым смотрел, не нашел в них ничего подозрительного. Тем не менее за Вереникиной в Новой Калитве круглосуточное наблюдение: время неспокойное, чека вполне может заслать своего лазутчика и в юбке, тут ухо надо держать востро, Богдан понимает, что к чему. Поэтому он и квартирной хозяйке, Секлетее, наказал: приглядывай, мол, за барышней, а в случае чего бегом к полковому командиру. Но попрекнуть Катерину Кузьминишну не в чем: из дома никуда не отлучалась эти дни, и к ней никто не хаживал, из себя скромная, только насчет блох подозрительная да еще курит
Пархатого слушали внимательно. Колесников, правда, не проявил особого интереса к Вереникиной: привез полковой командир бабу, ну и черт с ним. Сашка же Конотопцев, Нутряков и Безручко приняли в разговоре живое участие.
Ты, наверное, в жинки захотел ее взять, Богдан? хохотнул начальник штаба. Дивчина молодая, образованная
Пархатый помялся под насмешливыми и понимающими взглядами.
Да какой там в жинки, Иван Михайлович?! возразил он как можно равнодушнее. Ну, явилась, рассказала Нехай побудет у меня при штабе, раз Советской властью обижена, раз мужа у ней чека порешила.
А не гадюку ли приголубив, Богдан? Сашка Конотопцев, заложив длинные руки в карманы новеньких, сдернутых с продотрядовца галифе, расхаживал по горнице, и лисья его, поросшая светлыми волосами мордочка подозрительно и начальственно морщилась от важной этой мысли. Ты с такими делами не шуткуй. Они, образованные, чего хочешь наплетут. Кусай тогда локоть.
Ты разведка, ты и проверь, отбился Пархатый, жалея в душе, что привез сюда Вереникину, что ее, чего доброго, отнимут у него. Но, я думаю, чего бы это ей голову в петлю совать? Молодая, не жила еще