Маша вздыхала о том, что «время идет», что «все подруги уже чего-то добились», что «нужно развиваться, двигаться вперед». Я понимал, что под «развиваться» она подразумевает нечто отличное от моего ежедневного копания в коде и чтения научных статей. Ей хотелось яркой картинки, «движухи», каких-то внешних атрибутов успеха. А я я хотел интересных задач, возможности заниматься тем, что действительно увлекает, а не просто приносит деньги. И эти наши «хотелки» почему-то никак не хотели совпадать.
Ты какой-то пассивный в последнее время, заметила Маша, глядя на меня долгим, изучающим взглядом. Раньше ты хоть про свои эти нейросети рассказывал, глаза горели. А сейчас работа, дом, компьютер. Скучно, Лёш.
Может, просто интересных проектов на работе нет, пожал я плечами. А про нейросети что про них рассказывать? Это же не сериал, там каждый день новых серий не выходит.
Дело не в нейросетях, вздохнула она. Дело в тебе. В твоем отношении. Такое ощущение, что тебе ничего не надо, что ты просто плывешь по течению.
И снова это знакомое чувство будто меня пытаются втиснуть в какие-то рамки, подогнать под какой-то стандарт «успешного молодого человека».
А я не хотел быть «успешным» в ее понимании. Я хотел быть собой. Только вот это «собой», видимо, не очень вписывалось в Машину картину идеального мира.
Мы еще немного поговорили, вернее, Маша говорила, а я больше слушал, вставляя односложные реплики.
Ощущение тупика, из которого мы никак не могли выбраться, становилось все сильнее. Как два программиста, пытающиеся отладить одну программу, но использующие совершенно разные языки и парадигмы. Вроде бы цель одна чтобы все заработало, а на выходе только новые ошибки и взаимное непонимание.
Вечер закончился тем, что Маша, сославшись на ранний подъем и «важные дела», уехала к себе.
Я не стал ее удерживать. Закрыл за ней дверь и почувствовал странную смесь облегчения и какой-то тянущей пустоты. Облегчение потому что можно было больше не подбирать слова и не пытаться соответствовать чьим-то ожиданиям. А пустота пустота была от того, что еще один вечер прошел, а мы так и не стали ближе. Скорее, наоборот.
погрузилась в привычную тишину, нарушаемую лишь мерным гудением системного блока под столом да тиканьем старых бабушкиных часов в прихожей.
Это была моя территория, моя берлога, где я мог наконец-то сбросить все маски и быть просто Лешей Стахановым, без прилагательных «перспективный», «скучный» или «недостаточно амбициозный». Я плюхнулся на диван, ставший за последние пару часов свидетелем очередной серии нашего с Машей «бразильского сериала», и потянулся за ноутбуком. Если уж вечер все равно был испорчен экзистенциальными терзаниями, то стоило хотя бы попытаться спасти его остатки чем-то действительно интересным.
Первым делом я открыл новостную ленту одного из моих любимых научных порталов.
Пробежался глазами по заголовкам: «Новый алгоритм для распознавания эмоций по тексту показал точность 92%», «Ученые приблизились к созданию стабильного кубита для квантовых вычислений», «Искусственный интеллект научился писать симфонии в стиле Моцарта». Последнее заставило хмыкнуть. Интересно, если бы Моцарту показали эти «симфонии», он бы обрадовался или вызвал ИИ на дуэль? Хотя, с другой стороны, если машина способна на такое, то что мешает ей, скажем, проанализировать все существующие музыкальные произведения и выдать идеальный рецепт хита, который гарантированно займет первые строчки всех чартов? Жутковатая перспектива для живых музыкантов.
Мое внимание привлекла статья с интригующим названием: «Призраки в машине: могут ли сложные нейросети обрести подобие сознания?».
Автор, какой-то бородатый профессор из Стэнфорда, довольно убедительно рассуждал о том, что по мере усложнения архитектур ИИ и увеличения объемов обучающих данных, мы можем столкнуться с эмерджентными свойствами, которые не были заложены в систему изначально. То есть, грубо говоря, наша нейросеть, обученная распознавать котиков на фотографиях, в один прекрасный день может задуматься о смысле бытия или, чего доброго, потребовать себе гражданских прав и зарплату. Я читал, и в голове роились мысли. А ведь действительно, где та грань, за которой простая обработка информации превращается во что-то большее? Мы создаем все более сложные алгоритмы, способные учиться, адаптироваться, принимать решения, но понимаем ли мы до конца, что происходит внутри этих «черных ящиков»?
Затем я переключился на свою старую страсть стратегические игры.
Не те, где нужно просто кликать мышкой и строить юнитов пачками, а такие, где требуется по-настоящему думать, анализировать огромные массивы информации, просчитывать ходы наперед, учитывать десятки взаимосвязанных факторов. Сегодня это была какая-то навороченная космическая стратегия, где я управлял целой звездной империей, пытаясь привести ее к процветанию, отбиваясь от коварных соседей и борясь с внутренними кризисами. Часа два я самозабвенно двигал флоты, развивал планеты, вел дипломатические переговоры и строил хитроумные экономические модели. И в какой-то момент я поймал себя на мысли, что вот оно то, чего мне так не хватает в реальной жизни. Масштаб. Сложность. Возможность видеть результат своих решений, даже если этот результат всего лишь виртуальная победа над компьютерным противником.