не кончится, это я уж знаю, только помалкиваю, чтоб не обижать других. Просто счастье разлито по самой земле. И вот когда я про это узнала.
Мы были с Лёней за городом. Узкая обледенелая тропка ко дну оврага шла по корням елей. А внизу, между замшелыми стволами, неожиданно открылась чаша омутка вода в снегу. Желтое солнце косо, бледно легло отсветом на один ее край. Другой оставался мутно-зеленым.
Быть бы тебе деревом. Заколдовал бы тебя здесь, сказал Лёнька ревниво.
Шел ветерок по верхам, нестуденый, весенний. Птица-ползунок карабкалась по стволу. Неизвестно, чего было больше вокруг: черного оттаявшей земли или белого сохранившегося снега. А надо всем, закрывая небо, заслоняя землю, бесовские, вымороченные еловые волосы.
Лишь на лесной тропе в пупырчатом снегу лежала оброненная розовая ленточка: солнце с трудом продиралось сквозь чащу и вот выбилось одним лучом.
Ой, посмотри: на хвое-то капельки! Одна сбивает другую. Как огни на рекламе.
Это же чудо! Не было у тебя такого апреля в жизни: папоротник, вытаявшая листва, капель по веткам развешана. Под снегом вода. Ну ты хотя бы чувствуешь, что это чудо?! Он говорил и все оглядывался. Смотри, смотри, на ручье наледи! Тонкие, будто козырьки над водой.
Мы сошли в темный овраг. Свет солнца отражают лишь сосны да березы, все другие деревья впитывают его мокрыми стволами Вода здесь ушла под снег, расплылась зеленоватыми пятнами: ручеек обманулся, не туда побежал.
У тебя под глазами синий свет, сказал Лёня.
И тут счастье, как подснежная вода, начало заливать и нас, и всю землю вокруг. Оно булькало, струилось, играло легкими еловыми шишками и сухими веточками от зимних буреломов; несло их на себе, вертело в разные стороны, сшибало, одевало в воздушные пузыри, а потом выкидывало на подтаявший снег все это было так, как будто совершалось во мне самой. Я была одновременно и человеком, и снегом, и апрелем. Только человеком все-таки лучше!
3
Странно смещается интерес к прошлой жизни. О человеке, внутренне мне безразличном, я хочу знать возможно полнее, чтобы взвешивать его поступки и правильно судить о них. У того же, кто пробуждает нежность, интересен только его сегодняшний день, а прошлое лишь постольку, поскольку оно подкрепляет замкнутый круг: он и я. Позади ничего не было, наша жизнь началась с той минуты, как мы встретились.
Но зато теперь я становлюсь зорка и жадна к любой мелочи: отчего вздохнул? Куда оборотился? Почему мимолетно дотронулся вон до той вещи, а потом замолчал?
Мир становится плотным и разнообразно таинственным, словно лес!
Моя мать, сказал Лёня, говорит, что любовь появляется лишь со временем. Люди живут рядом и как-то вживаются друг в друга. А герой Ремарка вообще встречает на улице женщину: ей негде ночевать, она замерзла. От жалости, от одиночества он берет ее в свою постель и вот понемногу рождается любовь. Из неприкаянности, из сострадания друг к другу. Может быть, в атомный век все и должно начинаться с прозы? Лёня смотрел в сторону, голос его звучал вопрошающе. Так как я молчала, он добавил: А чтоб с первого взгляда это ведь бывает редко, никто даже не поверит.
Любовь, наверно, и есть редко, пробормотала я, чувствуя, как в носу от обиды защекотали слезы.
Тогда он схватил меня в охапку, затормошил, засмеялся.
Будем несовременными, птица! Начнем все с самого начала. Представь, что перед нами необитаемый остров. Ты не побоишься?
О нет, от всего сердца ответила я. Пойдем скорее на него, на твой необитаемый остров!
Мы проговорили тогда до двух часов ночи. И не знаю: было ли нам все понятно друг в друге или, наоборот, ничего не понятно? Легко или стесненно мы разговаривали?
Я ничего не знаю о будущем, сказала я. Словно глаза завязаны, а ноги все равно идут.
Хочешь, я понесу тебя? совсем тихо сказал Лёня, наклонившись ко мне.
Пошел снег, такой густой, прямой и плотный, словно это был дождь. И как от паденья дождя, стояло вокруг шуршанье. Последний снег в этом году!
А когда я увидела Лёню первый раз, зима стояла еще вполовине.
Я возвращалась от тетки в электричке. Солнце, пронзительно ясное с утра, по мере приближения к городу все больше уходило в туман, слоилось, меркло. Вагон был битком набит шумными усталыми лыжниками. Мне казалось, что я очень выделяюсь
она.
Лёня ответил правдиво.
О нас.
Она успокоилась. Наверно, она не умела долго тревожиться, это ее утомляло, вызывало смутное чувство неуверенности. А она хотела в любую минуту ощущать свое своим. Продев руку сквозь его локоть, она слегка притянула его к себе. Он привычно отозвался, но тотчас его охватило смятение. Они шли всю дорогу молча.
Ни в этот и ни на следующий день, а только через месяц, когда я вышла из метро и села в автобус, я увидела, как Лёня которого я даже не сразу узнала, потому что уже начинались весенние оттепели и он был одет совсем по-другому, бросился мне вдогонку, махая руками. По крайней мере полквартала он гнался за автобусом.
Я ждала его на следующей остановке. Это было довольно голое место: на пустыре должны были разбить когда-нибудь сквер, а двенадцатиэтажная башня новостройки еще не заселялась.