В проёме появилось массивное тело, одетое в местами подпалённую спецовку, брюки и сапоги на толстой подошве. На вид это был русый, стриженный ёжиком мужчина лет сорока пяти. У него был нос картошкой, широкие скулы обрамляли весьма добродушное лицо, которое не портили старые мелкие точки ожогов. Глаза серые, крупные, глубоко посаженные. В них чувствовалась тяжесть прожитых им лет, но где-то глубоко ещё была страсть к жизни.
Одной рукой незнакомец сжимал толстенные защитные краги с подпалинами и вкраплениями металла, а в другой держал пакет из вощёной бумаги. Протиснувшись вперёд, он пропустил второго персонажа. Высокий, худой, немного крючковатый нос и острый взгляд голубых глаз, который бывает у людей под веществами или одержимых какой-то идей, завершали образ чопорности и лёгкой надменности. Одет он был в когда-то белый, но сейчас уже скорее серый плащ-халат. Завершал же образ врача кожаный кофр, сжимаемый в левой металлической руке. От одного взгляда на неё в голове появился термин «аугментация». Сердце заколотилось сильнее, и меня ударила дрожь от того, что несёт с собой этот термин.
Врач поставил кофр на стол и подошёл ближе.
Ну что же, Дюк, похоже, он пришёл в себя. Задаток возвращать не буду, но раз уж я здесь, то проведу общее обследование. Как долго он был без памяти?
Почти двое суток
А нельзя ли поточнее?
Я не знаю, ровно сутки назад его привезли арбитры, забрав из квартиры моего брата, грокс его сожри. С тех пор он лежал и лишь изредка стонал.
Напомни, какого на тебя скинули эту обузу? задал вопрос доктор, приступая к ощупыванию и простукиванию моего тела.
Моего брата Алестора обвиняют в пропаже супруги и ещё что-то там с махинациями в его цехе. Боюсь, на него повесили всех собак. А мальца зовут Грэг. И похоже, теперь я его единственная родня.
Мой тебе совет: сдай его в работный дом, нечего возиться с молокососом!
Не могу я так поступить, в голосе здоровяка послышались нотки теплоты.
Ну и дурак! Что же, состояние его нормальное, средняя степень истощения, черепно-мозговая травма. Череп не проломлен. Жить будет. Повязки менять раз в сутки, усилить питание и месяц пропить витамины, если решишь потратиться, доктор скривил лицо. Ещё возможны головокружения, потеря сознания, провалы памяти. Но это уже не ко мне.
Ты хочешь сказать, что он стал неполноценным?
Дюк начал недоверчиво переводить взгляд с доктора на меня и обратно.
На всё воля Императора, высказался доктор, положив руки на грудь и скрестив большие пальцы.
Дюк отзеркалил его жест, но задержал руки гораздо дольше, одновременно едва шевеля губами.
Врач забрал кофр с стола и с мерзкой ухмылкой покинул помещение, задержав взгляд на Дюке, как будто говоря: «Ещё не поздно».
Дюк, подойдя к кровати, кинул долгий задумчивый взгляд на меня и, развернувшись, плюхнулся в кресло, погрузившись в себя.
В воздухе прямо запахло работным домом. Я не знал, что это, но от слов веяло ещё большей безнадёжностью, чем от моего текущего положения. Мне решительно не хотелось терять только обретённого родственника и перебираться непонятно куда. Нужно было срочно что-то предпринимать.
Повторив несколько раз про себя и убедившись, что этот тот самый язык, на котором общались аборигены, я произнёс, надеясь, что говорю на нужном языке:
Дядя, не нужно.
История этой вселенной сквозила ненавистью и безжалостностью к иному и чужому. И страх быть раскрытым, что тело ребёнка заняла иная сущность, боролся со страхом быть признанным психически неполноценным и отправленным в места похуже, чем спартанская, но уютная комнатка дядюшки.
Дядя встрепенулся, будто отбрасывая с себя сонм тяжёлых мыслей, кивнул сам себе и вышел, оставив
меня наедине с собой. Мерцающий свет плафона усугублял чувства пустоты и неопределённости.
Я приподнялся на кровати, облокотившись на спинку, и мерно задышал. Нужно успокоить тело и разум. Спустя пяток минут дыхательной гимнастики головная боль слегка отпустила, и я начал обдумывать своё положение.
С высокой долей вероятности я всё же провалился в эту ужасную вселенную. Время действия неизвестно, место тоже. Однако по обрывкам из видений складывается впечатление, что это место как-то связано с шестерёнками. Их тут намного больше, но нет символов культа, натыканных куда можно и куда нет. Да я вообще могу быть на пустотной барже или станции. Нужно дождаться здоровяка, дядю этого тела. Нужно больше достоверной информации об этом мире. А пока что дышим и стараемся не думать о том, что может произойти. Думать в этой вселенной порой очень вредно.
Глава 3 Принятие (Р)
С моего пробуждения в новом мире прошло двое суток. Дядя оказался не особо общительным человеком. Он отвечал на вопросы, удивившись лишь однажды, когда я сказал, что немного забыл, но обязательно, обязательно всё скоро вспомню. На этой фразе его лицо скукожилось, но потом разгладилось, как будто он принял какое-то решение. Отвечал на вопросы дядя размеренно, но особо не углубляясь. Я же боялся спросить чего лишнего.
На улицу меня не выпускали, да и слаб я ещё был, сил хватало дойти до санузла и обратно. Он представлял из себя дыру в полу и ручку в стене, за которую можно было держаться. Это было кстати. Туалетная бумага отсутствовала как класс, её заменяла рука, которую потом можно было сполоснуть под краном. Принятие душа почти не отличалось от нашего: дырка канализации закрывалась чугунной сеткой, а наверху была хитрая насадка, превращающая воду скорее в подобие плотного тумана, наверное, для экономии воды. Вода же делилась на питьевую ту, что приносил дядя в пластиковых флягах-бадейках, и бытовую для душа, стирки и гигиены. На сутки мне как малолетнему, но не работающему, а, соответственно, бесполезному, полагалось сто пятьдесят граммов сухой питательной смеси и полтора литра питьевой жидкости. Чего, честно говоря, хватило бы на существование в виде скелета. Но мой опекун был квалифицированным рабочим на опасном участке со стажем более двадцати лет. Всё это давало не только ему, но и мне некие преференции в виде дополнительного суточного пайка и витаминизированной добавки раз в неделю. Суммарно это вытягивало на 11001200 Ккал и два с половиной литра воды, что было уже более приемлемо. Вот только вечно втянутое брюхо считало иначе. Чувство голода поселилось со мной надолго, и нужно было учиться задвигать его на задний план.