На моё мычание:
Но как же так это невозможно ты и вдруг шпион
Славян ответил:
Не трясись. Я делал свою работу не в Узбекистане и не Таджикистане, здесь приобретал определённые навыки, а работал в соседнем Афгане во времена милейшего парня Омара.
К кого?
Во времена правления талибов. И то, что на меня охотятся цээрушники и их подручные эсэнбэшники, чистая правда.
Сходив на кухню, Славян принёс покрытую инеем бутылку пива. Налив напиток в высокий бокал, сказал:
Охладись и послушай. Пока не стану записывать свои воспоминания вот на эту машинку, кивнул на небольшой диктофон, можешь задавать вопросы. Сначала скажи, у тебя есть на примете честный, надёжный чел?
Дёрнувшись, как от удара, прохрипел:
Хочешь завербовать?
Всегда говорил, что ты балбес Ответь, есть или нет?
Не раздумывая, быстро ответил:
Нет
Брешешь. Твой товарищ, живущий на Кадышева [9], возле базара, жив?
Откуда о нём знаешь?
От верблюда! Ты сам о нём трепался, говорил, что познакомился с ним на сборе хлопка года четыре назад.
Отпираться не имело смысла. Наморщив лоб, вроде как вспоминая, и наконец «вспомнив», протянул:
А-а, так ты о Камиле? Хороший мужик, уезжает в Россию
Ты ещё говорил, будто его братишка в девяностых годах возил в Чечню шаймиевский гуманитарный груз.
Говорил, и что?
И то, что он до сих пор ходит у чеченцев в кунаках, так?
Ходил. Брат Камиля несколько лет назад того умер.
Да?.. Жаль.
А зачем он тебе?
Ты говорил, будто он пытался писать в местные газеты на острые темы. Так?
Пытался, только его не печатали. Даже угрожали прокуратурой.
Вот он мне и нужен.
Меня вдруг осенило. Подскочив в кресле, радостно воскликнул:
Понимаю, ты хочешь, чтобы он, находясь в безопасности, то есть в России, воспользовался твоими воспоминаниями и написал книгу, так!?
Молодец, правильно понял ход моих мыслей.
Спасибо за подхалимаж. Только с чего ты взял, будто российский издатель напечатает никому неизвестного автора? Да и зачем тебе это? Или звёздной болезнью страдаешь?
Славян не обиделся. Наградив меня особым тёплым взглядом, сказал:
У тебя как в том анекдоте. Спрашивают у еврея: «Вы страдаете манией величия?» Рабинович, подбоченясь, гордо ответил: «Ну почему же страдаю, мне это очень нравится!»
И что умного ты нашёл в анекдоте? Лично я ничего. И ты не ответил-таки на мой вопрос.
Хорошо. Расскажу другой анекдот. Встречаются русский и еврей. Русский спрашивает: «Моня, ты любишь свою Родину?» «Конечно, ответил еврей, от всей души люблю». «И ты готов за неё отдать жизнь?» «То есть?» «Умереть за неё готов?» Моня, взволнованно заплескав руками, ответил дураку Ивану своим вопросом: «И кто же тогда будет любить Родину?» Понял, друг Бор?
Досадуя на своё очередное поражение, потушив пожар обиды глотком пива, всё же рискнул спросить:
И зачем тогда и кому нужна твоя книга?
Молча посидев, Славян пугающе усталым голосом сказал:
Перефразируя мудрые слова русского писателя и, кстати, контрразведчика Абрамова, отвечу так: Россия перестанет существовать как целое государство, если стараниями извне и внутренней контры у её многонационального народа смогут вытравить историческую ПАМЯТЬ.
И тогда народ, превратившись в глупое, необразованное, живущее только основными инстинктами население, окажется на свалке ИСТОРИИ. Бор, пусть не покажется тебе сказанное пафосом, но я, лично я, храню в своей памяти образ побратима, чеченца Заура, прикрывшего своим телом мой отход под Мазари-Шарифом в 2002 году; храню образ моего русского куратора Павла Сергеевича и его помощника Виталия; у меня перед глазами стоят старые пожелтевшие фотографии девятерых родных братьев моей бабушки, не пришедших с Великой Отечественной, и я храню о них память; я не могу и не хочу забывать истерзанные тела ни в чём не повинных афганских женщин и малых детей, убитых «носителем» демократии Бушем; мне дорога память о всех, кто честно выполнил свой воинский долг и отдал жизнь не за какую-то конкретную фамилию руководителя государства, а защищая Отечество: свою семью, тейп, родной дом, саклю, улицу, село, аул, Россию в целом; в моей памяти останутся самые близкие мне люди. Мне хочется, чтобы помнили тех, кто, не задумываясь, отдал свою жизнь во имя другого. Я хочу, чтобы в дальнем чеченском ауле помянули доброй молитвой мусульманина Заура, в далёком сибирском селе вспомнили моего учителя и руководителя, православного Павла Сергеевича, а в уральском небольшом городке помянули моего товарища по имени Виталий. История не лист бумаги, на которой можно писать только приятные сердцу, зачастую вымышленные факты; история человечества складывается из истории каждого человека в отдельности. И ещё: могу себе представить, как бы заголосили российские либералы, прочти они то, что положит на бумагу Камиль, однако факты остаются фактами, и всё то, что услышишь, имело место. Это во-первых. Во-вторых, я знаю правила игры и поэтому никаких секретов не раскрываю. И, наконец, последнее. Меня смешат суждения российских политологов о Каримове, Узбекистане, Средней Азии в целом; мне кажется, что они, сидя в уютных московских кабинетах, черпают информацию из Интернета и питаются слухами, завезёнными в Россию гастарбайтерами