Ее голос креп. «Это будет очень опасно. Возможно, это будет наша последняя вылазка. Но мы должны попытаться. Мы обязаны.»
Она снова посмотрела на Седого. В ее глазах он увидел не приказ, а молчаливую просьбу и огромную ответственность, которую она готова была разделить с ним.
«Завтра утром, сказала она твердо, совет соберется снова. И мы будем решать, кто пойдет. И как мы это сделаем.»
Искра информации, принесенная ценой жизни, разгоралась в пламя отчаянной решимости. Московский гамбит должен был начаться. И Седой знал, что ему предстоит сделать первый ход в этой смертельной партии.
Глава 5: Нелегкий Выбор
«Итак, начала Ирина Петровна без предисловий, ее голос звучал глухо, но твердо, информация, которую принес Павел подтверждает худшие опасения и одновременно наши самые безумные надежды. Профессор Артемий Борисович Давыдов жив. Он гуль, что объясняет его долголетие. Он действительно работал над проектом «Заря» компактными источниками энергии. И его держат в плену люди, называющие себя «Анклавом-Москва», которые хотят использовать его знания. Место предположительно, старый комплекс Курчатовского института, где они оборудовали базу.»
Она обвела взглядом каждого из присутствующих: Матвеича, сгорбившегося и отрешенного; тетю Полю, тихо молившуюся, перебирая пальцами самодельные четки из гаек; Бороду, хмуро сверлившего взглядом стол; и Седого, который сидел неподвижно, как гранитная скала, лишь желваки на его скулах выдавали внутреннее напряжение.
«Мы не можем сидеть сложа руки, продолжила Ирина. Каждая минута промедления это еще один гвоздь в крышку гроба «Маяковской». Мы должны попытаться его спасти. Или, по крайней
й мере, получить его знания. Это наш единственный шанс. Но миссия эта» она запнулась, подыскивая слова, «будет смертельно опасной. Шансы на успех минимальны. Но альтернативы у нас нет.»
Она глубоко вздохнула и посмотрела прямо на Седого. «Сергей. Я прошу тебя возглавить эту экспедицию. Ты наш лучший боец. Ты знаешь Пустошь и туннели лучше, чем кто-либо другой на этой станции. У тебя есть опыт тот самый опыт, о котором ты не любишь говорить, но который сейчас может спасти нас всех. Только ты сможешь оценить обстановку на месте, принять правильное решение в критической ситуации и, если повезет, вернуться живым и с Давыдовым.»
Седой не ответил сразу. Он смотрел на пляшущий огонек фонаря, и в его памяти всплывали обрывки прошлого. Вот он, молодой лейтенант спецназа ГРУ, на учениях в горах Тянь-Шаня, где каждый неверный шаг грозил смертью. Вот первое настоящее боевое задание в какой-то забытой Богом «горячей точке» еще до Большой Войны, где он впервые увидел, как легко человеческая жизнь превращается в ничто. А вот уже послевоенный хаос, первые годы выживания, когда приходилось делать страшные вещи, чтобы просто не умереть с голоду, когда старые идеалы и кодексы чести рассыпались в прах перед лицом первобытной борьбы за существование. Он помнил лица товарищей, которых потерял в бесчисленных стычках с мутантами, рейдерами, или просто из-за глупой случайности отказавшего оружия, неудачно поставленной ноги на ветхой лестнице, дозы радиации, полученной из-за неисправного дозиметра. Каждая такая потеря ложилась на его душу тяжелым камнем. Он научился быть осторожным, циничным, не доверять никому, кроме себя и своего оружия. И теперь ему снова предлагали повести людей на верную смерть ради призрачной надежды.
«Анклав» мысленно произнес он. Судя по описанию Павла силовая броня, энергетическое оружие это не просто банда отморозков.
Это организованная, хорошо оснащенная и, скорее всего, идеологически мотивированная сила. Наследники довоенного правительства или военных структур, сохранившие доступ к технологиям. Против таких его полтора десятка полуголодных ополченцев с ржавыми автоматами все равно что дети с рогатками против танка. Шансы даже не минимальные, они стремились к нулю.
«Я понимаю, о чем ты думаешь, Седой,» мягко сказала Ирина Петровна, видя его колебания. «Это самоубийство. Я это понимаю. Но»
«Но у нас нет выбора, да?» закончил он за нее, впервые поднимая на нее глаза. В его взгляде не было страха, только холодная, усталая ярость и глубоко запрятанная боль. «Ты посылаешь меня и тех, кто пойдет со мной, на убой. Ради чего? Ради легенды о чудо-профессоре, который, может быть, уже давно сошел с ума или работает на этот самый Анклав по доброй воле?»
«Он гуль, Седой, напомнил Матвеич, подавая голос. А гулей Анклав, если это тот самый Анклав, о котором ходили слухи еще до войны, презирает и уничтожает. Не думаю, что он работает на них по доброй воле. Скорее всего, его держат силой. А знания такие знания не устаревают.»
«Даже если так, возразил Седой. Добраться до него, вытащить его с охраняемой базы, да еще и вернуться сюда живыми Ирина Пална, ты ведь понимаешь, что это почти фантастика? Нам не хватит ни людей, ни оружия, ни снаряжения.»
Он снова погрузился в свои мысли. Вспомнил Шныря, мальчишку с рогаткой. Вспомнил бледные, испуганные лица детей на платформе, когда погас свет. Вспомнил худую, изможденную бабу Нюру, пытавшуюся продать свою «земляную картошку». Что будет с ними всеми, если он откажется? Если станция окончательно погрузится во тьму, если кончится вода, если начнет отказывать импровизированная система очистки воздуха? Голод, болезни, отчаяние. А потом придут ОНИ мутанты из темных туннелей или рейдеры с поверхности, привлеченные запахом легкой добычи. И тогда «Маяковская» действительно станет братской могилой.