Плохо быть слепым. Еще хуже быть безруким, безногим. Но нет ничего хуже, чем быть ленивым
Опять просо Мне было двенадцать
лет, когда сгорел дотла наш дом.
Восходит солнце. Сижу, засыпая, на бревне во дворе чужого дома. Бригадир приглашает соседей на работу полоть просо.
Бабушка слышит это и начинает искать меня, спрашивает, где я. От ее вопроса вздрагиваю и мгновенно просыпаюсь.
Раздетый, разутый и лапти сгорели Куда он пойдет?
Это говорит мать.
Толстый слой пыли на дороге мягок, как пух, как мыльная пена. А молодое просо как бархат босым ногам ласка.
Такое горе опять несмело возражает мать.
Горем дома не поставишь, горе можно одолеть лопатой. Да какое горе может быть у ребенка?
Догоняй остальных.
Эти слова относились ко мне.
Горю учить не надо, оно само научит. Работать учить надо.
Терпеть не могла бабушка бездействия.
Чувашские дети плачут редко. Это достигается вполне разумными средствами: юмором, категорическими требованиями, уговором Бабушка не избегала применения и суровых угроз:
« Слезы ребенка, у которого есть молочные зубы, не к добру.
Плачет ребенок молится черту, рыдает сатану зовет.
Долгий плач ребенка короткая жизнь родителям.
Дитя плачет, взывает к духу смерти, чтобы тот пришел за душами его отца и матери»
Бабушка хотела, чтобы дети быстро бегали, мало говорили, проворно работали.
Зимы боялась бабушка больше смерти.
Опять зима. Опять не умерла.
Беспокоилась о детях и внуках: трудно будет копать мерзлую землю для могилы. Приходила весна, и она забывала о своем желании умереть. Летом расцветала. Ни разу не вспомнит о смерти, работает, суетится. К осени опять к ней возвращалось беспокойство.
В пять лет узнал, что и цыплята дышат: бабушка несла их в решете в Тойдеряково, дочери. Далеко идти, устали оба.
Неужели и дальше Тойдерякова есть деревни?..
Любила солнце, засухи боялась. Когда начинался дождь, выходила во двор без платка и обращалась, минуя бога, пренебрегая инстанциями, прямо к дождю:
Милый, иди в Тойдеряково. В Журавлевку. Отправляйся в Темяши
В Тойдерякове жила ее младшая дочь бездетная вдова. Ее она считала несчастной и больше всех жалела. В Журавлевке жила старшая дочь с пятью дочерьми и единственным сыном. Муж пил, часто бил ее. Ее считали более счастливой. Дождь должен был осчастливить ее во вторую очередь. У средней дочери была одна дочь и три сына. Муж был смирный, работящий. Ее она считала самой счастливой. Но и ее не хотела оставить без дождя. Уговаривала его посетить и Темяши, хотя бы в третью очередь.
Старая и добрая, стояла во дворе, ходила по трем направлениям. В ее походке было что-то от древнего танца, тяжелого, давно забытого. Смотрела на запад там Тойдеряково, несчастная дочь, на север там многодетная дочь, на юг там счастливая дочь
Возвращалась, промокнув до нитки, только когда убеждалась, что дождь не обойдет ни одну из ее дочерей.
Что-то божественное было в ее облике. Об этом пишу тебе, и воспоминания выжимают слезы из глаз. Что-то древнее и величественное вижу во всем этом.
На комбайны сели сегодня внуки бабушки, на экскаватор два правнука Глядя на серп и молот, гордясь нашей эмблемой, я вспоминаю бабушку. Нет, я ее не забыл, потому что очень любил Лучше меня запомнила ее твоя мать с моих слов. И постоянно напоминала о ней нам с тобой.
Бабушка оставила после себя более ста внуков и правнуков! В минуты просветления, когда голова почти не болит, думаю: «Не так страшна смерть, как ее малюют. Что в ней страшного, раз умирают даже такие люди, как бабушка?»
Всю жизнь бабушку мучили головные боли. Пошла к йомзе, жрецу чувашскому. Тот попросил шесть медных монет, смешал с золой, с землей из подпола. Долго говорил что-то шепотом. Положил все на платок, крест-накрест завязал узлом. Плюнул на четыре стороны и сказал бабушке:
Иди в деревню, на перекресток, плюнь на все четыре стороны и положи узелок в самую середину. Обратно иди как можно быстрее, не оборачивайся.
А что будет с тем, кто найдет платок с деньгами?
Йомзя прогнал ее, зло крикнул вслед:
Думай о своей гнилой голове, а не о чужой здоровой Так и мучайся, пока голова не треснет!
Для нее чужая боль никогда не была только на дереве. Даже когда она сутулилась под тяжестью лет, на сто голов оставалась выше тех, кто думает только о себе.
По какому-то предчувствию ранней весной ни с того ни с сего захотелось в деревню. В распутицу прошел от Кильдуразов почти тридцать километров.
Бабушка очень обрадовалась и встревожилась:
Ты какой-то бледный Не болеешь?
Успела в спешном порядке составить три характеристики на мою возлюбленную: роскошные волосы, добрые глаза,
светлый лоб. А сама ни разу не видела ее.
Вышла во двор, тяжело села на крылечко. Начало ее трясти. Я ее уложил, спросил не легче ли? Она поняла, но ответить не смогла, безнадежно махнула рукой.
Сердце остановилось.
И сейчас люблю ее, и тебя будут любить твои внуки. Не меньше: любовь передается по наследству
Волков Г. Н. Созвездия земли. Чебоксары, 1979. С. 1621.
Лесгафт П. Ф. Семейное воспитание ребенка и его значение // Избр. пед. соч.: В 2 т. Т. 1. М., 1951. С. 5960