Когда Святой сваливал в грёбаную Америку, ему было насрать на моё мнение. Я просил его не улетать. Ну подумаешь шлюху с отцом не поделили. Что теперь, на другой материк обязательно надо? Но нет же. У Ромео разбито сердце, видеть он их не может. Любовь у него. Типа. Видел я ту любовь и могу рот поставить, что малышка заранее всё просчитала. Нахер ей не нужны были загоны Святого я всё сам куплю, построю, заработаю. Кому он это втирал? Его отец давно всё купил, построил и заработал.
А я только-только вставать на ноги начал. Мне была необходима поддержка человека, которого я с детства знал и братом считал. А он вроде как шлюху выше меня поставил. Обидно.
Но самое, блядь, обидное, что сейчас снова всё повторялось. Теперь уже с моей Стеффи. Надо было всё-таки не отпускать её тогда с ментом, а найти и завалить обоих. Но я ж не знал, что эта девочка снова появится на моём горизонте и будет угрожать делу всей моей жизни.
А ко мне сядешь, малыш? Танк, здоровый бритый мудила из околофутбольной тусовки, протягивает Агате ладонь.
Прежде чем она успевает посмотреть на меня с испугом, я отбиваю Танку руку и пинаю по его ботинку.
Я тебе ноги поломаю, если услышу ещё один гудок с твоего вокзала.
Танк капитулирует. Вообще-то раз на раз он бы, наверное, выбил из меня всё дерьмо. Но если бы я держал власть только силой, эти звери уже давно сожрали бы меня. Страх вот главный инструмент власти.
Главное правило, которое я уяснил в уличной жизни: дважды не угрожай. Первое предупреждение. Второе действие. Я действовал быстро, безжалостно и непредсказуемо. Я не следовал тупому пацанскому «кодексу чести», для меня не существовало ограничений. Я добивал лежачих, использовал оружие против безоружных и никогда, никогда не давал заднюю. Они знали, что, если сцепятся со мной, я пойду до конца. В прямом смысле. Стоило единожды это «объяснить», и желающих бороться со мной за власть поубавилось.
Агат, подожди на улице, киваю ей. Она без вопросов выходит из гаража, и я говорю для всех: К девочке никто из вас, утырков, и на пушечный выстрел не приближается. Это понятно?
А когда приедет Святой? уточняет Док. Она будет здесь? Или я что-то неправильно понял?
Зачем ей быть здесь? Думаешь, ему недостаточно знать, что она у нас, чтобы пойти на дело?
Ты сказал, его сломать надо, вмешивается Бурый из команды Серба, которого тот прислал типа контролировать организацию. Он у вас нестабильный э-ле-мент. Таким нужно наглядно показывать, что будет, если против нас попрут.
У всех разная степень прочности, друг мой, усмехаюсь я, двигая за Агатой на выход. Поверь, этому э-ле-мен-ту будет достаточно. Мне нужен боец с огоньком и задором, а не отбитый смертник, а для этого нельзя лишать Святого мотивации.
По-моему, если Танк пощупает девчонку, у Святого только прибавится огонька, выдаёт Бурый и закатывается хохотом, который поддерживают остальные.
А меня внутри переворачивает. Захотелось без предупреждения перейти к действию. Но нельзя. Нет. Мы ещё играем.
У него прибавится желания выстрелить тебе в голову, рычу Бурому через плечо. Сорвёшь ему предохранители, и контролировать его не смогу даже я. Девочку. Никто. Не трогает.
Не дожидаясь ответа, выхожу на улицу. Агата пританцовывает от холода у машины Шустрого.
Залезай, покатаемся.
Я открываю ей пассажирскую дверь.
Ты говорил, что у вас планируется вечеринка, недовольно буркает Агата, усаживаясь в кресле. Я застёгиваю на ней ремень.
Планируется, подтверждаю, садясь за руль. Включаю печку на всю. Чуть позже. Мы же не можем без Святого начать.
Я больше половины из этих твоих пацанов не знаю, продолжает ворчать Агата. Думала, мы своим кругом посидим.
Меня так забавляло, когда она называла нас «своим кругом». Имеемся в виду, конечно же, мы впятером я, Святой, Клык, Док и Шустрый. Ну, может, ещё Отвёртка тёлка Клыка. Они с Агатой могли, не затыкаясь, обсуждать какую-то ерунду. Лично мне думается, что Отвёртка таким образом пыталась выделиться. Ну типа она не просто проходная девка, а «своя в доску», одобренная очаровательной пятнадцатилеткой, которая бесспорно имела особую власть над нами, здоровыми лбами. Примазаться к Агате равно войти в тот самый «круг». Ну, по мнению Отвёртки, разумеется.
Агатик, ну не бухти, а? улыбаюсь ей, выруливая с территории больницы. Сейчас заедем в магазин, возьмём пожрать чего-нибудь. Потом пиццу и роллы закажем. Хочешь?
Пожрать, передразнивает она, скорчив рожицу. А Отвёртка приедет?
Она тебе нужна?
Ну а с кем я буду болтать? С твоими гоблинами?
Слов-то каких понабралась! Я давлюсь смехом и делаю большие удивлённые глаза, типа она меня вот в сердце ранила.
А как же я? Тебе меня мало?
Да ты ничего не знаешь, вздыхает она. Ни про букток, ни про Джонни и её обзоры на голливудских звёзд, ни про дорамы.
Урыла, малая.
Ты можешь мне всё это рассказать, поджимаю губы с деланой обидой. Я втянусь, Агатик. Обещаю слушать внимательно. Могу на мизинчике поклясться.
Ну какой же гондон. Стареешь, Грех. Раз чувствуешь, как совесть тебя за жопу кусает. Или всё дело только в Агате?
Она никогда не смотрела на меня как на отброса. И тёть Таня не смотрела, гладила меня приятно по голове и говорила: «Илюш, оставайся сколько захочешь». Хорошая была женщина. А вот папаша их меня не переваривал. Морду кирпичом делал всякий раз, когда Святой меня в дом притаскивал, как щенка.