Я не могу, я не закончил с...
С мистером Хейном я сам поговорю. Езжайте. На вас лица нет. Завтра вам потребуется все силы, если ваша мать согласится встретиться, а она согласится, я уверен.
Поблагодарив мистера Вестсона ещё раз, Дадли неуклюже поднялся из кресла. Ноги затекли, шея ныла из-за неудобной позы, и он никак не мог отделаться от противного ощущения, что это жутко неправильно, что ему помогали. Будто мистер Вестсон снизошёл до Дадли или что-то в таком духе. Просто слишком редко ему попадались вот такие люди, кто не болтал попусту, а реально поддерживал. Кроме тётушки и полковника Фабстера, с которым Дадли сдружился на почве любви к бульдогам, больше и некого-то было вспомнить. но если мистер Вестсон и правда будет на его стороне, то, возможно, завтрашняя встреча с матерью не так уж и страшна. Дадли не собирался трусливо убегать, но предпочел бы и вовсе не вспоминать о родителях, будь у него выбор. Потому что она, наверняка по наущению отца, хотела одного денег.
У самой двери кабинета Дадли остановился и всё-таки спросил:
Если вы разбираетесь в волшебном мире, сэр, ответьте: могли ли моих родителей заколдовать, чтобы они так вели себя с... он хотел было сказать «со мной», но в последний момент передумал: С Поттером?
Подчинить волшебника чужой воле можно специальным заклинанием, Империо. После Первой магической некоторые из тех, кто был на стороне Того-Кого-Нельзя-Называть, так и говорили на суде, что были под Империо
и не ведали, что творили. Теоретически на ваших родственников могли им воздействовать, но практически... я не вижу в этом смысла. Кроме того, что за само его применение полагается тюрьма, во-первых, заклинание нужно время от времени обновлять, и никогда нельзя сказать точно, сколько оно продержится. А во-вторых, к чему подобные сложности? Дамблдор явно не так представлял себе воспитание мистера Поттера, он был шокирован тем, что получилось из мальчика. Если бы Пожиратели смерти узнали, где живёт Гарри Поттер, то не стали бы заморачиваться и просто убили его. Я понимаю, Дадли, вы ищете оправдание родителям, но вряд ли тут действительно замешано колдовство.
Выдохнув, Дадли резко кивнул. Всё-таки не магия. Всё-таки они сами. Он понимал это и прежде, но с рассказом мистера Вестсона в душе затеплилась робкая, слабая надежда... однако ненадолго.
Глава 2
Волшебников было не жаль. На что они рассчитывали, сбагривая такого важного ребёнка в чужие руки, не защищая и никак не проверяя, каким он растёт? Исповедь перед мистером Вестсоном вызвала и другие воспоминания что тот старик в балахоне (кажется, его звали Альбус Дамблдор) и страшный мужчина в чёрном обвиняли отца с матерью, что Гарри Поттер вырос настоящим чудовищем. Ну, сами виноваты. А вот родители... Дадли искренне не хотел завтрашней встречи. Он бы с большим удовольствием выписал мистеру Вестсону полную доверенность на представление своих интересов, но нужно было быть сильным, встретиться с матерью лицом к лицу и показать, что он, никчёмный в её глазах, вон сколького добился. А помогать им с отцом...
Прибыв в Бигглсуод, Дадли первым делом зашёл домой и достал из секретера коробку с документами. Злополучное письмо и чек банковского перевода нашлись в слегка пожелтевшем от времени конверте в самом низу. Дадли засунул их туда, желая как можно меньше наталкиваться, если вдруг что-то из официальных бумаг потребуется. Даже держать это в руках было мерзко. Письма, что писала тётушка Мардж, естественно, не сохранились, но ответы отца она все аккуратно подколола, будто предполагала, что однажды они понадобятся. Поначалу Дадли бегло просмотрел пару посланий, но один вид отцовского почерка вызывал тошноту, и он просто решил показать мистеру Вестсону всё, авось там найдётся что-то подходящее. Подумав, Дадли приложил к собранным документам ещё благодарственные письма за его учёбу и примерное поведение, которые писали тётушке из «Хильчингс». В общем-то, сходу он других доказательств в свою пользу придумать не мог, оставалось надеяться, что бывшие учителя из Литтл Уингинга дадут более-менее правдивые показания. На соседей Дадли не надеялся: те горой стояли за добропорядочное семейство Дурслей, и ничто в этой «добропорядочности» их не смущало.
На часах было ровно половина второго, когда Дадли позвонил в дверь полковника Фабстера. Тот ужасно не любил, когда его беспокоили во время приёмов пищи, но всегда заканчивал ланч строго по расписанию, в тринадцать тридцать, и после еды пребывал обычно во вполне благодушном настроении, чтобы поговорить. В ответ на звонок с другой стороны двери гулко залаяли бульдоги полковник по договорённости забирал у Дадли собак поутру, чтобы те не сидели целый день в пустом доме, и Дадли улыбнулся, предвкушая, как эти умильные складчатые увальни полезут к нему за лаской. Родители, особенно мать, не терпели тётушкиных собак, считая их грязными и слюнявыми источниками шерсти, но он уже не представлял жизни без своих псов. Собаки были невероятно благодарными и щедрыми на любовь созданиями, не обращавшими внимания, кто их хозяин бизнесмен, зарабатывающий бесчисленное количество фунтов каждый день, или начинающий клерк в юридической конторе. В любом случае они ни за что бы Дадли не предали.