Где? вертел я головой, спрашивая так же тихо. Но коридор пуст, а кроме вахтерши в «аквариуме» никого нет.
Да вон же, вытаращил глаза на будку Шульгин. Баба Люба, хозяйка общежития.
Баба Люба была женщиной квадратной, крепкой, с короткими жёсткими волосами, выкрашенными в безжалостный ржавый цвет. Лицо суровое, морщинистое, на подбородке красовалась, привлекая все взгляды, крупная родинка. На плечах потёртый вязаный кардиган, на носу старые очки на засаленной верёвочке. Вот тебе и прапорщик в отставке.
А-а, явился, не запылился! ядовито скрипнула она, окидывая Шульгина взглядом и саркастически ухмыляясь. Ну что, гуляка, где снова пропадаешь? Выселю, паразита, с вещами за дверь, если ещё раз комнату пустой увижу! Все нормальные мужики сюда девок пытаются водить, а этот, прынц датский, даже сам не появляется! Где это видано, чтобы жилплощадь в центре города пустовала?
Да бросьте, Любовь Марковна, заулыбался Шульгин, явно стараясь держать лицо. Я теперь здесь буду постоянно жить. Честно.
Сказал он это громко, отчетливо, будто на публику. Только из публики тут двое ППСников, прошмыгнувших мимо, покачивая резиновыми палками на поясах, да тетя выкатывала коляску с малышом. Я быстренько метнулся и помог ей с дверью.
Будешь-будешь, хмыкнула коменда Шульгину. Я тебе китайцев подселю в комнату, мигом освоишься.
Откуда у нас китайцы-то? растерялся он, глядя то на неё, то на коридор, откуда уже ощутимо тянуло густым запахом жареной рыбы.
По обмену приехали! она фыркнула. Чуешь, жареной селёдкой на весь этаж несёт? Это они уже хозяйничают. Ежа им за воротник! Скоро до Кремля доберутся, помяни моё слово.
Она глянула на Шульгина, лукаво прищурившись, и продолжила с интонацией доморощенного политолога:
Я тут вот что подумала с китайцами надо дружить. Воевать с ними нельзя, никак нельзя.
Это ещё почему? хмыкнул мажор, лениво прислонившись плечом к стене.
Любовь Марковна торжественно подняла указательный палец, будто приготовилась объявить решение мирового масштаба:
Я тут прикинула. Если даже нападут, конечно, мы им отпор дадим, русские не проигрывают. Но считай: даже если по миллиону ихних солдат в день истреблять в год выходит 365 миллионов. А это у них всего лишь годовая рождаемость, представляешь? Они за год такое количество просто наплодят, и счёт опять по нулям! Матрёшкины ручки! Вечный двигатель получается, мать его в качели.
Она выдала это настолько серьёзно и убеждённо, что Шульгин невольно рассмеялся:
Кровожадная вы женщина, Любовь Марковна, однако.
Жизнь заставит, Николай, ещё и не так застрекочешь, важно кивнула она. Но лучше дружить, конечно. Уж очень их много, как комаров на болоте.
Шульгин ухмыльнулся, чуть помолчал и заметил ехидно:
Только селёдку-то жарят не китайцы, а вьетнамцы.
Да хоть японцы! отмахнулась баба Люба. Я их всё одно не различаю. Таджик, китаец какая разница? Вот подселю к тебе соседа. Проснёшься однажды а рядом с тобой Чингисхан лежит. Вот тогда посмеёмся!
Она громко расхохоталась, довольная собственной шуткой.
А мы подошли ближе к её окошку. Шульгин осторожно огляделся в холле уже давно было пусто и заговорил тише, доверительнее:
Любовь Марковна, ну зачем вы меня на всю общагу так распекаете? Мы же договорились: я здесь чисто номинально числюсь. Вы сами прекрасно всё знаете
Он достал из бумажника пятитысячную и протянул в окошко. Баба Люба ловко перехватила купюру и быстро сунула в карман кофты, тут же подобрев лицом.
Вот, сразу бы так, удовлетворённо сказала она. Теперь ладно, можешь ещё месяц не появляться, я уж как-нибудь переживу. С китайцами.
Затем она внимательно посмотрела на меня, явно пытаясь оценить, что я за тип такой.
А это что за гражданин с тобой? подозрительно спросила она. Без отметки не положено пускать, сам знаешь, здесь всё-таки общежитие МВД, а не проходной двор.
Какая отметка, Любовь Марковна? примирительно заговорил Шульгин, улыбаясь ей почти с ласковостью родного сына. Это сотрудник, коллега мой, нормальный человек. Пусть пока у меня в комнате расквартируется, неофициально, так сказать, по-тихому. Никто же не узнает.
Комендантша подняла глаза и всплеснула руками с преувеличенным негодованием:
Ты что, совсем с ума сбрендил? Хочешь, чтобы меня выгнали без выходного пособия? На пенсию турнули?
Да куда вас выгонят, Любовь Марковна? улыбнулся Шульгин. Вы и так на пенсии, и зарплата на карточку идёт, и пенсия. Кто вас тронет-то?
Зарплата у начальства
идёт, а у меня так, крохи, язвительно отмахнулась комендантша. Ишь, курвец, чужие деньги считать наловчился! Бухгалтер нашёлся!
Она демонстративно вернулась к бумагам, всем своим видом показывая, что разговор окончен и ей больше нет до нас дела. Шульгин тихонько постучал пальцем по окошку:
Любовь Марковна, может, договоримся?
Знаю я вас, фыркнула коменда. Сейчас пустишь к себе в комнату одного, завтра он бабу приведёт, а потом выяснится, что здесь целый гарем прописался! Не общага получится, а дом терпимости какой-то, и всё при МВД.
Шульгин завёл глаза к потолку и так постоял с минуту, будто в параличе. А комендант добавила грозно: